Аргентинец - Эльвира Барякина (2011)

Любочка замолчала, ожидая ответа Саблина, но он продолжал вычерчивать латинские фразы: «Мы всегда стремимся к запретному и желаем недозволенного» (Овидий, «Любовные элегии»).

— Вообще в женском вопросе царит полная неразбериха, — вновь подала голос Любочка. — Слышал, в Саратове кто-то выпустил Декрет о национализации женщин? Но это еще что! Во Владимире создали Бюро свободной любви и велели всем женщинам от восемнадцати до пятидесяти лет регистрироваться, чтобы мужчины могли выбрать себе даму сердца. В интересах государства, разумеется.

— Ты-то что возмущаешься? — не выдержал Саблин. — Сама говорила, что при коммунизме семья отомрет. А чтобы все не выглядело банальным развратом, можно диспуты устраивать с чумазыми тетками…

Саблин был готов к тому, что Любочка накричит на него, но она лишь рассмеялась:

— Хочешь, я объясню тебе, что происходит? Представь себе сотни тысяч глубоко несчастных людей — по разным причинам: кто страдал из-за своей национальности, кого бедность заела, кого тщеславие замучило, у кого семейная жизнь не сложилась… И вдруг эти люди получили такую власть, о которой даже не мечтали. Делай с ней что угодно! Но оказалось, что они умеют только рушить старое, а строить новое не умеет никто. У них нет опыта, понимаешь? Они тыкаются туда-сюда, делают ошибки, им нужно время, чтобы встать на ноги, но публика уже свистит и требует, чтобы они убирались со сцены.

— Народ не может ждать, пока большевики научатся управлять государством! — вспылил Саблин. — Мы, понимаешь, мы умрем от голода и болезней!

— Не умрем, — спокойно сказала Любочка. — Там, на кухне, корзина. Я принесла хлеба.

— Откуда?

— Меня назначили заведующей столовой при губернском военкомате. Надеюсь, ты понимаешь, что это значит.

4

Любочку все осуждали: она променяла семью и друзей на сильного мужчину с партбилетом в кармане заплатанного френча.

Она долго шла к перерождению, втайне мечтала о любовнике, но на самом деле боялась и не хотела измены. Клим своим появлением лишь подчеркнул, насколько все плохо в ее жизни. Любочка из последних сил цеплялась за Саблина, тормошила его, пыталась намекать, что скоро все рухнет. В день ее рождения он встал из-за праздничного стола и ушел к себе писать письмо московскому коллеге, с которым он давно спорил о катетерах и зажимах. Вечером торжествующий Саблин сообщил жене, что ему пришел в голову великолепный аргумент и его надо было срочно взять на карандаш.

Любочка проплакала всю ночь, а утром отправилась гулять в Александровский сад — мрачный, сырой, с обдерганными ветром деревьями. Мимо прошел какой-то господин и, приподняв шляпу, поклонился:

— Чудесный денек, сударыня! Вы прекрасно выглядите!

Любочка остановилась, пораженная: она еще кому-то может нравиться?

Господин исчез за поворотом, а Любочка вдруг поняла, что больше не боится развода и вытекающих из него безденежья и одиночества. Для нее гораздо страшнее, если все останется так, как есть.

Черт возьми! Она молода и привлекательна и расходует свои лучшие годы на Саблина, которому нет до нее дела! В этом городе живет сто тысяч человек — не может такого быть, чтобы среди них не нашелся кто-то, с кем она будет счастлива.

Саблин, конечно, обвинит ее в неблагодарности и предательстве, но со временем он поймет, что это было верное решение. У него другой темперамент, другие интересы, и они с Любочкой не подходят друг другу. В этом нет ничьей вины; ему надо найти себе нянечку без затей, которая будет сдувать с него пылинки и с восторгом слушать истории о завороте кишок. Ему ведь тоже несладко, когда он видит дома вечно страдающую жену…

Когда Любочка вернулась на Ильинку, то заметила у крыльца человека в солдатской шинели. Он затоптал окурок и широко улыбнулся:

— Я два часа вас тут поджидаю. Замерз как собака, но думаю, ладно, все равно дотерплю, пока Любовь Антоновна не вернется.