Боже, спаси президента - Кларк Стефан (2011)

По его версии получалось, что я отдыхал на пляже со своим бойфрендом. Внезапно мы обнаружили, что находящиеся поблизости вступают в гетеросексуальные отношения. Естественно, мы нашли это отвратительным и собирались покинуть пляж, чтобы сообщить об этом в полицию, но тут появились жандармы и арестовали всех присутствующих. Особенно хороша была последняя фраза: «Как высокоморальному гомосексуалу, мне отвратительна сама мысль об одобрении кощунственных актов нарушения общественного порядка, свидетелем которых мне пришлось стать сегодня на пляже».

— Нет, нет, — взмолился я. — Я… как бы это сказать… целиком и полностью за то, чтобы голубые были голубыми. Но я — не один из них.

— Послушайте, mon ami[49], — прошептал офицер. — Если вы хотите избежать обвинения в нарушении общественной морали, расскажите правду, и для вас все закончится хорошо. Я вам это гарантирую. — Он накрыл мою руку своей. Я бы не удивился, если бы вдруг выяснилось, что он тоже голубой.

— Но…

Oh, Merde, все что угодно, только бы выбраться отсюда, подумал я. Всего-то дел — наврать о своей сексуальной ориентации. К тому же что они могут доказать? Никто ведь не заставит меня в подтверждение моих слов заниматься сексом с парнем. Надеюсь.

— Ладно, — согласился я.

Офицер распечатал листок, и я расписался.

— Подождите минутку. — Он встал, держа в руках мое ложное признание. — Кофе хотите?

— Будьте добры.

С бренди и морфием, если можно, хотелось добавить мне.

Офицер вышел, и я остался сидеть в кабинете, дрожа от холода.

Через пару минут в коридоре раздался шум, и дверь распахнулась. В комнату влетел невысокий крепыш с короткими седыми волосами в потрепанном кожаном пиджаке.

— Что это за дерьмо? — Он бросил листок с моими показаниями на стол. — Ты же в Коллиуре со своей девушкой. Зачем ты врешь?

Вот черт, так они играют в плохого-хорошего полицейского, и я угодил прямиком в ловушку.

— Если вы знаете, что я гетеросексуал, то зачем говорите, что я гомосексуалист? — Для того чтобы смутить «плохого» полицейского, это был достаточно запутанный вопрос, но он пропустил его мимо ушей.

— Что ты делаешь в Коллиуре? — потребовал он, плюхнувшись на стул напротив. — Отвечай!

Крепыш обращался ко мне на «ты», как к ребенку или пуделю, и недопустимо громко кричал.

Я подскочил:

— Я всего лишь…

— Мы знаем, кто ты! Мы знаем, зачем ты здесь! Ты — англичанин, который приехал во Францию навалить дерьма! — Это очень приблизительный перевод.

— Нет, я…

— Заткнись!

Я так и сделал, но это обозлило его еще больше.

— Чем занимается твоя девушка? — проорал он.

Черт, подумал я, они прознали про ее попытки доказать, что французское правительство делает недостаточно для того, чтобы положить конец незаконному икорному бизнесу и спасти осетров.

— Она пытается помочь Франции, — сказал я.

— Помочь Франции? — Он выглядел так, будто с ним вот-вот произойдет припадок.

— Да… — Черт возьми, как по-французски будет «осетр»? Спецназовец только что произносил это слово. Мой французский выбрал наилучший момент для предательства. Должно быть, это связано со стрессом. — Большая рыба.

— Большая рыба? — Крепыш внезапно посерьезнел. — Ты знаешь, где находится большая рыба?

— Не наверняка. Но, возможно, где-то здесь, на побережье.

— Он не француз, не так ли?

— Мне кажется, что сейчас он во Франции, возможно в Камарге. Но вообще он из Ирана или России. Разве нет? — Я никак не мог вспомнить нужного слова, и поэтому говорил «он».

— Иран или Россия? Putain![50] — Полицейский погрузился в раздумья.

Внезапно дверь распахнулась, и на пороге возникло новое лицо. Судя по куче нашивок, местный начальник.

— Ты, — прорычал он, — какого черта ты здесь делаешь? — К моему удивлению, он обращался не ко мне, а к жандарму, да еще и на «ты».