Годы прострации - Таунсенд Сьюзан "Сью" (2013)

Утром мать отвезла меня в поликлинику. Проезжая мимо школы, мы увидели группу упитанных немолодых женщин — они организовали пикет у ворот школы. Некоторые размахивали плакатами «ГОРДОН БРАУН НАС ОГРАБИЛ», «НЕ ТРОНЬ НАЛОГИ, А ТО ПРИДЕТСЯ ДЕЛАТЬ НОГИ!»

Мать помахала им и нажала на клаксон в знак солидарности.

— Гордон с ума сошел, — покачала она головой. — Зачем ему повышать налоги школьным поварихам?

— Я больше не могу разговаривать о политике. Химиотерапия нивелировала мои политические убеждения. И я уже не вижу разницы между нашими основными партиями.

Припарковавшись у поликлиники, мы договорились, что мать заберет меня через час. Но, прежде чем уехать, она попросила:

— Когда будешь обсуждать с Мартой свою депрессию, не сваливай все на меня, ладно? Я с ней немного знакома по курсам «Мобильные колясочники» — ее мать в латиноамериканской группе.

Марта рассмеялась, когда я рассказал ей о просьбе моей матери, и уже через несколько минут я чувствовал себя в ее обществе совершенно свободно. Кресло из ИКЕА и подставка для ног были невероятно удобными. И мне понравилась морская тема в декоре комнаты. Ароматизированная свеча на маленьком белом камине была вставлена в подсвечник в форме маяка. Рядом с моим креслом стоял видавший виды кофейный столик, а на нем кувшин с водой, стакан и коробка бумажных носовых платков в пастельных тонах. На стенах висели фотографии в рамках, некоторые я узнал:

— Мартин Парр. Мы торговали его альбомами.

И я, и Марта разглядывали снимок пожилой пары в приморском кафе. Они сидели друг против друга, молчали, обоим было явно неуютно. Снимок сочился старческой тоской, когда не о чем больше говорить. У меня перехватило горло и, к моему ужасу, из глаз потекли слезы.

К концу нашей встречи коробка с платками была почти пуста, а корзина для мусора наполовину заполнена мокрыми бумажками.

Провожая меня до двери, Марта подытожила:

— У вашей депрессии, Адриан, основательные причины. Возможно, в следующий раз мы сумеем хорошенько их обсудить.

Я заверил ее, что на следующей неделе не буду хныкать все отмеренные нам пятьдесят минут, и вышел, тихонько притворив за собой дверь.

Мне нравятся такие женщины. Хотя одному из моих первейших требований — тонкие запястья и лодыжки — Марта не соответствовала, но у нее волнистые каштановые волосы и лицо как на старинных фотографиях. Одета она была в просторную одежду разных оттенков серого, поэтому о ее фигуре мне трудно судить.

В машине я спросил мать, что ей известно о Марте.

— У нее взрослые дети, — ответила мать, — а муж погиб под лавиной.

— Какое несчастье.

— Да, но это стильный способ умереть.

— Все зависит от того, на каком лыжном курорте он погиб. Если на стильном, то да.

— Какой же ты чертов сноб, — буркнула мать.

— А ты говоришь «ашиш» вместо «гашиш». И ведь не потому, что ты француженка, верно?

До дому мы доехали в молчании.

Когда я вылезал из машины, мать остановила меня:

— Не расскажешь, чем вы занимались там на терапии?

— Нет.

— Надеюсь, ты не винил в своих бедах

меня, — раскипятилась мать. — Может, в первый год я и отталкивала тебя, но потом я постаралась выправить наши отношения, разве нет?

Я опять уселся на пассажирское сиденье:

— Что значит «отталкивала»?

— Когда акушерка принесла тебя, — уныло произнесла мать, — я тут же вернула ей тебя обратно. Я не могла смотреть на тебя, не знала, что с тобой делать. До того я никогда не держала на руках новорожденного. И у меня были большие планы на свой счет.

— И

ктоже возился со мной?