Годы прострации - Таунсенд Сьюзан "Сью" (2013)

Мать то и дело путалась в словах, но упорно продолжала говорить. Гости уже посматривали на часы. Счастливчики, стоявшие ближе к двери, потихоньку сматывались. В конце концов, подзуживаемый Пандорой, я прервал излияния матери как раз посреди байки о том, как меня, четырнадцатилетнего, повели в магазин игрушек, где к моему носу приклеилась модель самолета.

Я встал и коротко поблагодарил мать, Уэйна Вонга и ту женщину, которая испекла торт. Ко мне подбежала Грейси. Дочка изрядно устала и, не удержав банку фруктового «Вимто» в руке, пролила ее содержимое на сливочную дубленку Пандоры. Та, оставаясь совершенно невозмутимой, превратила все в шутку:

— Ерунда! Я потребую возмещения расходов.

— Из парламентской кассы? — спросил я. — А разве это законно?

— Абсолютно. Все в рамках правил. У нас ведь не зарплата, а пособие по бедности. И статьи парламентских расходов сильно скрашивают жизнь при наших нищенских заработках.

Тетрадь «Смайтон» тоже приобретена на эти деньги? — поинтересовался я.

— Конечно, — пожала плечами Пандора, — вместе с другими офисными канцелярскими товарами. Но если ты такой принципиальный, я заберу ее обратно, и с радостью.

Я припомнил роскошную молескиновую обложку, плотные, будто атласные, страницы. Представил, как я пишу на них нечто необычайное: книгу, которая перевернет мир. Может, совместными усилиями, моими и тетради «Смайтон», нам удастся возродить английский роман?

— Я оставлю ее себе.

Мать уговорила Тома Уркхарта включить какую-нибудь музыку. Он выбрал диск Фрэнка Синатры «Песни для свингующих влюбленных».

Первыми вышли танцевать Бернард Хопкинс и миссис Льюис-Мастерс. Я был поражен тем, с каким проворством они переступали ногами. Затем поднялись Найджел с Лансом, озадачив кое-кого из темных обывателей Мангольд-Парвы.

Пандора пригласила меня танцевать.

— Ты же знаешь, я не умею танцевать, — отказывался я.

Она рывком поставила меня на ноги:

— Глупости! Просто выходишь на танцпол и изображаешь половой акт, удерживаясь, однако, от реального проникновения.

Я позволил ей обнять меня, и мы потоптались на небольшой площадке перед баром. Мать танцевала с Бреттом. Он сказал Пандоре со смехом:

— Вот что в провинции называют «крутой вечеринкой»!

Четверг, 3 апреля

НЕЧТО ПОТРЯСАЮЩЕЕ!

Вчера вечером в половине одиннадцатого я сказал Пандоре, что страшно устал и мне придется отправиться домой.

— А мне так неохота ехать обратно по этим дорогам! Можно я переночую у тебя? — спросила Пандора.

В комнате Грейси теперь спит Бернард, объяснил я, но диван в гостиной в ее полном распоряжении.

Она погладила меня по лысой голове:

— Диваны — не мой стиль. Я разделю с тобой одинокое супружеское ложе, ладно?

Я кивнул, не в силах ответить, потому что забыл дышать.

Дома меня ждала поздравительная открытка. От Георгины. Мужчина на каменном мосту курил трубку и смотрел на реку. Я узнал открытку — она простояла на полке нашего почтового отделения по меньшей мере года четыре. Почему Георгина выбрала именно эту? Ведь ей известно, что я — враг курения, мосты меня нервируют, а глубокие водоемы пугают.

Прежде чем мы легли в постель, Пандора сообщила:

— Между прочим, Ади, я уже год практикую сексуальную абстиненцию. — А затем она рассказала, как в последний раз занималась сексом — за креслом спикера парламента с министром теневого кабинета консерваторов.

— Но не во время же заседания палаты общин? — вытаращил глаза я.

— Нет, но я была так зла на себя — нашла с кем, с

консерватором!