Лягушачий король - Елена Михалкова (2021)

Да, у Люси был роман.

Как же ей, наверное, хотелось поговорить о своем художнике! Она доверилась мне, показала в щелочку краешек своей жизни… И больше никому.

В этой семье все, что вы скажете, может быть использовано против вас. Неплохо бы каждому, пересекающему порог дома Харламовых, расписываться в знак того, что он понимает, о чем речь.

Все, что вы скажете.

Может быть использовано.

Против вас.

Люся знает об этом. Она, охотно делящаяся подробностями своей жизни, ни словом, ни намеком не упомянула любовника. Ни Кристину, ни Варвару, не говоря об их родителях, никогда не интересовало, кто автор рисунка. Умри Люся, они безжалостно выкинут все ее «старческое барахло».

Я представила Харламовых, всех четверых, сжигающих вместе с сухими ветками и травой рисунок Ахметова, деревянную доску и старые снимки никому не нужных людей.

Что-то было в этом образе – четверо возле пламени, в котором обугливаются вехи закончившейся жизни.

В моем воображении Харламовы жгли костер отчего-то перед «Цехом», на том самом месте, где должна была располагаться парковка.

Подсознание через образы такого рода часто пытается подсказать нам правильный ответ. Но я не задавала вопроса…

Внезапно я поняла, что именно вижу.

«Крепкая семья – это хорошо построенный дом», – повторяет мой свекор. За этими словами нет ни идеи, ни мысли, ни образа.

Но кое в чем он все же прав. Было здание, в нем находился завод, а через два года, если повезет, откроется торговый центр, однако мы не можем согласовать его, как будто что-то изменилось за двадцать пять лет – в то время как не изменилось ничего.

Я судорожно пыталась нащупать мысль, выдернуть ниточку, переплетенную со знакомыми образами. Варвара и Кристина – такие же, как и их родители: не зря они представились мне у костра вчетвером, без Ильи. В каждой из сестер по-своему проявляется мать с ее склонностью властвовать и подчинять.

Это то же самое здание.

На том же расстоянии от красной линии.

Варвара и Кристина поддакивают каждому заявлению родителей о важности семьи не потому, что не хотят вступать в спор. Они и в самом деле так считают. «Мы – семья, наше взаимодействие бесценно, ты этого лишена, ты не поймешь, отойди в сторону, мы семья…» Я слышала их голоса. Видела фанатичную убежденность на их лицах.

Сестры знали о папиной измене. Они могли принять для сохранения семьи… назовем это мерами. Да. Принять меры.

Звучит гораздо симпатичнее, чем фраза «Убить любовницу отца». Они использовали какую-нибудь похожую метафору.

«Восстановить справедливость».

«Защитить мамочку».

«Уберечь нашу семью».

Ведь когда ты подкладываешь ядовитую траву в морозильную камеру соседки, чтобы уберечь свою семью, это как бы даже и не убийство! Это… самозащита!

Да.

Она самая.

Я захлопнула крышку ноутбука и вышла из дома. Мне не хватало воздуха.

Нельзя подозревать всех членов семьи! Это губительно для психики – видеть вокруг одних потенциальных убийц! Но что поделать, если я и в самом деле отчетливо представляю мотив для Вари и Кристины?

«Мотив ничего не значит, – твердила я себе. – В расследовании отталкиваются от способа и возможности».

Но я-то не веду расследования! Я только вглядываюсь в лица, пытаясь понять, кто есть кто.

Я ходила по тропинкам между деревьями, с которых мягко слетали листья под очередным порывом ветра, пока не заметила, что из окна за мной наблюдает Виктор Петрович. Пришлось помахать ему, растянув губы в улыбке, и уйти за калитку.

Как ни странно, гулять в поселке негде. В лес идти поздно: смеркалось, выпала густая роса. Я просто брела среди домов, пытаясь понять, что делать дальше.

Мне нужно знать, кто совершил убийство, чтобы снять подозрение со всех остальных.

Я не веду расследования… А если бы вела?