Венецианский контракт - Марина Фиорато (2014)

– А что люди? – услышала она в ответ. – Врач сказал правду. Я был в Лепанто. Венецианские псы стреляли по нашим кораблям. Я видел, как они горели, девочка. Все эти матросы. Настоящий ад на земле. Нет. Я рад тому, что собираюсь сделать. Я жажду этого. И ни о чем не жалею.

* * *

За следующие два дня Фейра окрепла и поверила, что произошло чудо – и она каким-то образом излечилась от страшнейшей болезни. Она не рассказала об этом Смерти, потому что боялась дать этому человеку надежду на подобное исцеление. За эти несколько дней и ночей они подружились, и когда старший матрос, спускавшийся в трюм, возвращался наверх, она раскрывала белую занавеску и беседовала со Смертью.

По молчаливому согласию они больше не упоминали о цели их путешествия и о той инфекции, которую они везут. Они говорили о доме, о местах и вещах, которые оба знали; о базаре, о ярмарке в Пера, о регате в Босфоре. Когда у него были силы, он рассказывал о своих путешествиях, и каждый раз она вспоминала отца. Фейра спросила его осторожно, не слышал ли он о легендарном вороном коне или о коне другой масти, но он ничего об этом не знал. Она даже спросила, не слышал ли он о человеке по имени Суббота, произнеся это слово и по-турецки, и по-венециански; но при звуке венецианского имени он попытался плюнуть, собрав остатки слюны во рту, в знак презрения; муслин над его лицом потемнел, и она больше не возвращалась к этому.

Единственное, о чем она не могла говорить с ним – это о его семье. Фейра знала, что он всё равно умрет, и не могла слышать его рассказы о дочери, которая пела ему, пока пряла на кухне, или о сыне, который смешил его своими историями, пока они запрягали быка на пахоту, или о жене, которая расчесывала ему бороду и целовала его, провожая утром на молитву. Она просто старалась, по мере сил, облегчить ему последние дни, потому что даже представить себе не могла весь ужас его положения – запертый в этом пространстве и разъедаемый не только страшной болезнью, но и собственными испражнениями.

Теперь она поняла, почему тогда за ужином отец спрашивал её о правилах изоляции больного на борту корабля. Это она посоветовала ему повесить занавеску, она придумала муслиновую загородку, она рекомендовала небольшое, закрытое пространство, обвешанное миртом.

Это она поместила Смерть в этот ящик.

* * *

– Девочка?

– Да, Смерть?

– Ты когда-нибудь думаешь о Джанна? Интересно, какой он?

Фейра задумалась. Ей задавали этот вопрос и раньше, в гареме, – умирающие всегда обращались мыслями к тому, что их ждет впереди. Джанна, рай – это место, которое ему обещали, и она не удивлялась, что он хочет мысленно вознестись над своей ужасающей тюрьмой к тому великолепию, которое ожидает его.

Она не знала, что сказать. Можно было бы пообещать ему, что он станет жить на цветочных лугах, пить сладкий мед и носить одежды, украшенные драгоценными камнями. Но она верила в добро и зло, в Пророка и Бога, поэтому совесть не позволила ей дать Смерти надежду на получение награды за уничтожение целого города. Но ей не пришлось придумывать сладкую ложь или говорить неприятную правду – её прервал крик, раздавшийся сверху, над палубой, над парусами и даже над самой мачтой.

«Земля!»

Глава 9

– Смерть? – позвала Фейра.

– Да, девочка?

– Мы остановились?

– Да. Они сбросили якорь. Мы, должно быть, уже близко.

– Почему же мы остановились?

– Они ждут шторма. Солдат рассказал мне и об этом. Только тогда удастся подойти к городу, где мне предстоит сыграть заключительный акт.

* * *