В плену любви - Людмила Ладожская (2020)

– Как это нет? Ты что говоришь, Борис? – кричала Мария Прохоровна, заглядывая в глаза мужу.

– Убили нашу дочь.

Горячева упала на колени и, вырывая траву, начала выть, словно раненая волчица. Борис Моисеевич кинулся ее успокаивать. Пленные опустили глаза, чтобы не видеть эту душераздирающую сцену. Сашка со слезами на глазах кинулся к родителям успокаивать мать. Наталья не решалась подойти, так как понимала, что никакие утешения не помогут сейчас матери, потерявшей родного ребенка. Она прижала к себе сына и молилась, что удалось уберечь дите от немцев. Время как будто остановилось. Над поляной нависло молчание. Лишь иногда были слышны судорожные всхлипы убитой горем матери. Горячев сидел на земле, обнимая жену. Тишину прервал тихий голос Паши:

– Мама, я есть хочу.

– Сейчас, мой хороший, сейчас покормлю.

Наталья достала из узелка сверток с едой и разложила перед мальчиком. Голос ребенка вывел Горячеву из этого шокового состояния. Вытирая слезы, женщина повернулась к мужу и, глядя в глаза, спросила:

– Боря, как это произошло?

– Расстреляли, Маш. Расстреляли Зину, – ответил трясущимся голосом Борис Моисеевич.

– Значит, долго боли не чувствовала. Для меня было бы намного больнее знать, что мой ребенок умер в мучениях. Ее похоронили, Борь?

Слезы душили Бориса Моисеевича. Он не мог говорить. Только мотнул головой.

– Хорошо. Когда немцев прогонят из города, мы ее обязательно навестим. Да, Борис? – тихо, без всяких эмоций сказала Мария Петровна, глядя куда-то вдаль, и обняла Сашку.

– Да, Машенька.

– А кого это вы тут привели? – спросила Горячева, убирая с распухшего от слез лица волосы, и направилась в сторону Натальи и ее сына, который уминал за обе щеки вареные яйца и картошку. – Как тебя зовут?

– Пашка, – ответил с набитым ртом мальчишка. – Тетя, ты не плачь! Мне дядя Леша сказал, что скоро придут наши и побьют всех, всех немцев, – продолжал мальчик и погладил женщину по руке.

– Конечно, Паша, придут! Куда они денутся! – сказала Горячева и ласково потрепала мальчика за волосы.

Тем временем Садовников с Горячевым допрашивали мужчин. По остаткам одежды они действительно были похожи на военнопленных. Документов никаких при себе не имели, так как бежали с поезда, который попал под бомбежку. Их везли в концлагерь в Германию, но началась бомбежка. И все, кто уцелел, кинулись в лес. Все четверо были рядовыми. По лесам ходили почти неделю. Увидели на полянке женщину и мальчика. Не ожидали, что у них будет оружие, и без всякого страха вышли в надежде разжиться какой-нибудь едой. А обернулось все тем, что их взяли под прицел и держали на мушке битых три часа, до выяснения личностей.

– Боря, можно тебя на минутку, – отозвал в сторону Садовников Горячева.

– Да, Алексей.

– Борь, давай так. У нас тут, вроде, что-то наподобие отряда собирается. Командир должен быть один. Предлагаю руководить отрядом тебе.

– Леш, послушай, я сейчас не готов, – отмахнулся Горячев.

– Боря, как раз и готов! У тебя опыта гораздо больше! Появится кто со званием, так нет вопросов, Борь. Так что давай, не дури головы. Так и переболит быстрее все.

– Ладно, Леш! Раз так, то пошли к мужикам. Вроде правду говорят. На уголовников уж точно не похожи, – сказал Горячев и направился к группе мужчин. – Значит так, товарищи! Зовут меня Борис Моисеевич Горячев. Предлагаю вам партизанить с нами, товарищи. Если согласны бить немца с нами, то оставайтесь. Если нет, то идите, держать не будем. И стрелять тоже не будем. Не имеем такого права. Но вот если попадетесь нам в полицейской форме, то не обессудьте. Собакам – собачья смерть! Большинством голосов, а их совсем немного, командиром отряда буду я. Что скажете, товарищи?