Тобол. Много званых - Алексей Иванов (2017)

– Да… – задумчиво проскрипел Семён Ульянович. – Пойдём, Кузьма, в мастерскую ко мне. Выпьем по чарке за упокой праведных воинов. Марея, а ты сбегай за Филипой Таббертом, он тоже хотел про Китай поговорить.

Семён остался, а Ремезов-старший, Леонтий и Кузьма Чонг перебрались в мастерскую, где Аконька уже протопила печь. Кузьма с благоговением рассматривал книги, свитки и диковины, а Семён Ульянович достал бутыль и три кружки, налил всем – но себе поменьше – и уселся за стол, деловито раскладывая перед собой бумагу и перья. Попутно он объяснял:

– Ты не бойся, Кузьма, это не допрос. Я землеописания люблю, книгу составляю, терзаю всех бывальцев и на листы заношу. Вот и тебя помучаю. Садись ближе. Ну-ка, скажи, правда ли, что в Китае есть огромный дудник, который растёт суставами по аршину в день и бывает высотой с дерево?

– Правда, дядя Семён.

Семён Ульянович торопливо записывал: «Возле Жёлтого моря растёт трость коленцами высотой в десять сажен. Белки чёрные, лисы белые, белых зайцев нет. Живут слоны, львы и медведи, барсы и бабры, облезьяны, ергачи. Кошки разноцветные, но все мелкие. Ульев не знают. Зима три месяца, летом знойно. Печи топят чёрным камнем, который перемешивают с грязью, и воздух от того тяжёлый. Чтобы объехать весь Китай, надо десять лет. Всего в государстве 13 углов, в каждом углу – 13 тысяч городов и городков. Страна с полуночи обнесена высокой стеной толщиной в разъезд двух телег. Бог – болван Барахман. Есть Далай, он живёт как луна: месяц – дитя, полная луна – муж, луна убудет – он умрёт и скоро снова возродится. Пишут на досках и скалках, на атласах и китайках, а посуду красками мурамят».

Леонтий не вмешивался, слушал и пытался представить удивительную жаркую страну, всю в зелени, где поля из жидкой грязи, где пашут на быках, где любого подьячего почитают за князя, а крышам на избах загибают углы, где великий богдыхан показывается народу только раз в год, а на лодках – перепончатые паруса, где выращивают чай и траву думбаго, навевающую морок, где мужики одеваются как бабы, а бабы мажут лица белой краской.

Ремезов уже устал, когда пришёл Табберт.

– А! – обрадовался Семён Ульянович. – Это Филипа, шведский человек! Знакомься – это Кузьма Чонг, толмач заргучея.

– Капитан Филипп Юхан Табберт фон Страленберг.

Чонг не понял ни слова, но поклонился.

– Филипа, понимаешь, хочет знать дорогу в Китай, – Семён Ульянович встал, вытащил из поставца карту и расстелил её на столе. – Покажи ему, Кузьма, как ваш караван шёл. Это я с чертежа Спафария срисовал.

Леонтий подвинул Табберту скамейку. Чонг долго изучал карту.

– Давай с Гирина, – подсказал Ремезов.

– От Пекина до Гирин-ула ведёт хорошая дорога, – неуверенно начал Чонг, – а дальше мы на цзоу гэ плыли по Сунхуацзян до Хэйлунцзяна.

– По Сунгари до Амура, – перевёл Ремезов.

– От Албазина плыли вверх по реке, на которой стоит город Нибучоу.

– От Амура вверх по Шилке мимо Нерчинска до Иногды, – снова перевёл Ремезов. Он перегнулся через плечи сидящих Табберта и Чонга и ткнул в карту пальцем. – С Иногды – волок на Уду. Уда впадает в Селенгу.

– Не спешить, Симон, – попросил Табберт.

– Спафарий также шёл, только от Албазина в Китай – по Аргуни.

– По реке Сянь-э-хэ мы добрались до Бэй-хай, пересекли его и оказались в городе Иркутске.

– По Селенге в Байкал, через Байкал – в Ангару.

– Это есть путь всегда, – сообразив, сказал Табберт. – Вот так, – он тоже повёл пальцем по чертежу. – Ангар, Энни… нисай… Волочить земля до острог Маковц… ский… ауф дем флюс Кетть, данн Обь унд верх Иртыщ.

– Ну, всё верно, – согласился Ремезов.

Леонтий смотрел, как Табберт и Чонг склоняются над чертежом отца, и думал: Швеция и Китай – они в разных концах света, но вдруг встретились здесь, в мастерской. Таков уж человек его батюшка Семён Ульяныч.

– Другой путь хочу знать, – сказал Табберт. – Путь Иртыщ.