Холодное время - Фред Варгас (2017)

Он встал, пошатываясь, и одним взмахом руки смел со стола все стаканы. Схватил бутылку портвейна и отпил несколько глотков прямо из горлышка. Потом завопил, расставив ноги и размахивая бутылкой:

– И я вам скажу, почему она звучит убедительно! Потому что да, да, я мечтал ее убить! Да, я всегда мечтал об этом! Да, когда она забрала Амадея, я поклялся, что сделаю это! Да, опять же, я появился здесь, чтобы быть ближе к брату. И да, я ничего не сказал, чтобы никто не догадался, что я ее сын, черт возьми! Или что она, черт возьми, моя мать! Чтобы безнаказанно прикончить ее! Да, да, Исландия подвернулась очень кстати! Да, я поддержал идею отправиться на их сучью скалу! Но легионера убил этот козел, хотите верьте, хотите нет. И да, мне пришла в голову мысль заколоть ее под шумок! Да, вы правильно восстановили всю картину! Только убил ее не я! Этот подонок украл у меня мое убийство! Мое убийство!

Виктор сделал еще один глоток и все-таки упал, потеряв равновесие. Он попытался встать, но, отказавшись от этой затеи, так и остался сидеть в траве, уронив голову между колен и прикрыв ее руками. Затем он начал икать, всхлипывать, что-то вскрикивать от отчаяния, которое уже не знало преград. Адамберг поднял руку, знаком попросив никого не вмешиваться.

– Не надо, Амадей, – сказал Виктор, икнув. – Я не хочу вставать.

– Может, одеяло? Хочешь, одеяло принесу?

– Меня тошнит. Принеси чего-нибудь, чтобы меня стошнило.

– Чего?

– Лошадиного дерьма.

– Нет, Виктор.

– Прошу тебя. Лошадиного дерьма, хочу лошадиного дерьма.

Амадей растерянно поднял глаза на Адамберга, но тот взглядом успокоил его.

– Но когда мы оказались уже в безопасности, на Гримсее, – продолжал Виктор громким безумным голосом, даже не утирая слез, смешавшихся с соплями, – я понял, что убийца спас – как там эта штука называется? – мою душу и что на самом деле я никогда этого не хотел. Нет, все не то. Я мог бы и собирался его совершить, убийство это. Я понял совсем другую вещь.

Виктор снова положил отяжелевшую голову на колени.

Адамберг поднял за подбородок его лицо:

– Не засыпай. Я подержу тебе голову. Положи ее на мой кулак. Говори.

– Меня тошнит.

– И стошнит, не волнуйся. Так что ты понял?

– Где?

– Когда оказался в безопасности на Гримсее.

– Что в жизни не смог бы этого сделать. Я вспомнил свою мертвую мать, лежащую в заснеженных скалах, нет, я возненавидел бы себя, если бы убил ее. Но, не разделайся с ней тот мерзавец, это ужасное злодеяние совершил бы я, не прошло бы и нескольких часов. И вот тогда я покончил бы с собой.

– Ты это понял?

– Да. Принесите лошадиного дерьма. И если вам так не терпится предъявить мне обвинение, валяйте, мне плевать. Плевать с высокой колокольни.

– Какое обвинение? У меня нет доказательств.

– Но вы будете их искать?

– Срок давности, Виктор.

– Да поищите их, черт возьми! Чего вы ждете? Ищите! А то Амадей вечно будет думать, что я зарезал его мать!

– А как нам искать, по-твоему? Если ты ничего не рассказываешь об этом типе?

– Я не знаю его! Не знаю, кто он, не знаю, где он!

– Опять врешь. Теперь отвернись, и пусть тебя вырвет. Мы закончили.

Прямо в траву? У стола? Данглар покачал головой. С ним нередко такое случалось, но он всегда был аккуратен.

– Помоги мне, – сказал Адамберг Амадею, хватая Виктора. – Надо поставить его на колени, головой вниз. Ты нажмешь ему на живот, а я постучу по спине.

Через десять минут, когда Амадей набросал вокруг земли, Вейренк и Данглар подняли Виктора, отвели его во флигель и уложили в кровать. Адамберг задумчиво прислонился к стене и застыл в странной позе, подняв руку и вытянув указательный палец.

– Что это вы? – спросил Данглар.

– Что?

– Палец?

– А, палец? Это муха. Она упала на дно стакана с портвейном. Я ее выудил.

– Хорошо, но сейчас чем вы заняты?