Холодное время - Фред Варгас (2017)

– Продолжай, – попросил он, – продолжай и молчи.

– Что продолжать?

– Стучать по полу. Продолжай. Я понял, почему меня раздражает этот звук. От него всплывает головастик.

– Какой головастик?

– Зачаток несозревшей идеи, – поспешно объяснил ему Адамберг, опасаясь, что снова заплутает в тумане. – Идеи всегда выплывают из воды, а откуда еще, по-твоему? Но если мы будем разговаривать, то они уйдут обратно. Молчи. Продолжай.

Вейренк, хоть и привык к разнообразным завихрениям Адамберга и вечной путанице у него в голове, с легкой тревогой смотрел на его позу, на широко открытые глаза, из которых почти исчез зрачок, на застывшие губы. Он послушно застучал костылем по полу. В конце концов, этот размеренный звук, как медленная прогулка или убаюкивающий перестук колес поезда, вполне может вторить вибрациям мысли и помогать ей.

– Я сейчас подумал о Блондине, – сказал Адамберг, – нашем шелковистом Блондине. Помнишь змею подколодную на последнем заседании? Кого он изображал?

– Фуше.

– Вот, Фуше. Продолжай.

Еще через несколько минут Вейренк сделал попытку выйти из игры, но Адамберг знаком попросил его не останавливаться. Внезапно он вскочил, натянул пиджак, карман которого еще оттягивала кобура, и выбежал в сад. Вейренк, прихрамывая, вышел следом, глядя, как комиссар несется по улице и садится в машину.

– Скоро вернусь! – крикнул ему Адамберг.

Вейренк видел, как он включил первую скорость, потом вторую и исчез за поворотом.

Глава 45

Адамберг мчался по шоссе. Зачем так мчаться-то? Это уж слишком, притормози, спешки нет. Но бешеная скорость, обычно ему не свойственная, соответствовала бессвязному мельканию мыслей, фраз и образов и, казалось, взбивала их в однородную смесь, вроде гоголь-моголя. Циник Фуше, туман, зубы, парик, веревка в гараже, ее шершавые волокна, кости запястья, Робеспьер, афтурганга, молчание Берье. Страх. Звук, стук деревянного костыля, движение. Замершие фигуры на шахматной доске.

Афтурганга. И, как ни странно, подумав об островном чудище, он вспомнил, по фрагментам, описание Робеспьера:

…Взвившаяся рептилия с непередаваемым взглядом… не следует заблуждаться… болезненное сострадание, смешанное с ужасом.

Возникавшие картинки заволакивало дымкой, Робеспьер превращался в афтургангу Революции, того, кто казнит и одаряет, главное – не доискиваться, кто он есть, не проникать на его священную территорию.

Адамберг увидел в зеркале заднего вида фары двух приближающихся мотоциклов. Один из жандармов, обогнав его, сделал ему знак остановиться. Черт возьми, легавые суки.

Он выскочил из машины.

– Хорошо, я ехал слишком быстро. У меня очень срочное дело. Я сам из полиции.

Он протянул им удостоверение. Один из них улыбнулся.

– Комиссар Жан-Батист Адамберг, – прочел он вслух. – Надо же, какие люди.

– Срочное дело? – переспросил второй, расставив ноги, словно все еще сжимал ими сиденье мотоцикла. – И без мигалки?

– Забыл поставить, – сказал Адамберг. – Я приду к вам завтра, и мы все уладим. Вы из какой жандармерии?

– Сент-Обен.

– Понял. Ну, до завтра, бригадиры.

– Ну нет, не до завтра, – возразил первый. – Во-первых, завтра воскресенье, во-вторых, будет слишком поздно.

– Поздно для чего?

– Для проверки содержания алкоголя в крови, – объяснил он, а его коллега вынул алкотестер и протянул комиссару. – Подуйте в трубочку.

– Повторяю, – сказал Адамберг так спокойно, как мог, – у меня срочное дело.

– Сожалею, комиссар. Траектория движения была неровной.

– Да, неровной, – важно подтвердил второй, как будто речь шла о деле государственной важности. – Вы срезали поворот.

– Я быстро ехал, только и всего. Срочное дело, сколько раз повторять?

– Подуйте, комиссар.

– Хорошо, – сдался Адамберг, – давайте свой баллон.