Холодное время - Фред Варгас (2017)

– Убийца особо не надрывается, – сказал Данглар. – Мел, косметический карандаш, острие ножниц или ножа – ему главное оставить печать, остальное не важно. И как вы могли заметить, он не пытается выставить свой знак на всеобщее обозрение. Но не может удержаться, чтобы не начертить его, для некоторых убийц это дело чести. Как это ни банально, – добавил он, глядя на Ретанкур.

– По-моему, – сказал Адамберг, рассматривая граффити, – в случае с Жаном Брегелем убийца вывел знак левой рукой. Этим объясняется нечеткость линий.

– Почему левой?

– Потому что правая была вся в крови.

– И что нам это дает? – спросил Ноэль. Человек поверхностный и агрессивный, к тому же мачо, он при этом был далеко не дурак.

– Дело в том, лейтенант, что случай Брегеля, не путать с Брейгелем, вписывается в нашу серию.

– Что еще за Брегель, который не Брейгель?

– Спросите Бурлена, это его слова.

– Когда слышишь “Брегель”, – объяснил Данглар, – поневоле думаешь, что речь идет о Брейгеле Старшем, фламандском художнике шестнадцатого века.

– Нет, – сказал Ноэль, – ничего такого поневоле не думаешь.

– Тоже верно, – согласился Адамберг. – Мордан, фамилия жертвы, фотография, род занятий?

– Анжелино Гонсалес. Профессор зоологии, преподавал в университете Лаваля в Квебеке, потом в парижском Жюссьё. Выйдя на пенсию, жил у сестры, но собирался купить квартиру в Бретани. Он бретонец.

– Анжелино Гонсалес – бретонец? – усмехнулся Ноэль.

– Заткнитесь, Ноэль, – просто сказал Адамберг и чуть было не добавил: “Вы-то сами откуда родом?”, но сдержался, поскольку в одно прекрасное рождественское утро новорожденного лейтенанта подобрали на заснеженном крыльце работники социальных служб. Прямо как в сказке, сказал бы Мордан, только ничего сказочного в этом, увы, не было.

– Какого рода зоологии? – спросил Вуазне.

– Он занимался птицами.

– Виктор говорил, что в их группе был специалист по гагаркам, – сказал Керноркян.

– Тут не уточняется, был ли Гонсалес орнитологом, – сказал Мордан.

– Исландия нас больше не интересует, – напомнил Меркаде.

– Совершенно не интересует, – подтвердил Адамберг. – Жюстен, проверьте все же его паспорт.

– Уже проверили, – сказал Мордан, – но его выдали всего восемь лет назад. В нем отмечены два полета из Франции в Канаду и обратно, и все.

– Исландия нас не интересует, – повторил Меркаде.

– Вот заладил! – сказал Данглар с легким раздражением в голосе.

– Нет ничего удивительного, – сказал Адамберг, – что Исландия то и дело всплывает у нас в мыслях. Перешлите фото Анжелино Гонсалеса президенту Общества. И Виктору тоже.

– Какого хрена, – сказал Данглар. – Виктору-то зачем?

– На всякий случай, – сказал Адамберг, поднимаясь. – Не волнуйтесь, белые скалы остались у нас далеко позади. Впрочем, боюсь, что наше путешествие в вечную мерзлоту Робеспьера окажется куда более леденящим душу.

Все разбрелись в разные стороны, одни отправились обедать в “Рожок”, другие к “Философам”, третьи удовольствовались сэндвичем на рабочем месте, как, например, Адамберг, которому было чем заняться – а именно дописать свою акварель.

Ответы не заставили себя ждать. Виктор сообщил, что “в жизни не видел этого типа, не имеющего ничего общего с любителем северных птиц”, а вот Франсуа Шато вроде бы узнал его. Но он попросил прислать другие снимки, чтобы убедиться в своей правоте.

Они назначили встречу на три часа в офисе Общества. Им, безусловно, было оказано доверие, правда при условии, что если с ними придет Вейренк, то непременно в головном уборе. И он послушался, прикрыв свою шевелюру черной кепкой с надписью “Париж” золотистыми буквами.

– У нас на складе ничего больше не нашлось, – сказал он. – И еще я одолжил у Ретанкур защитную куртку. Хорошо, правда? Я пойду следом за вами.

– Почему, что бы мы ни делали, – сказал Адамберг, – в нас все равно узнают полицейских?