Холодное время - Фред Варгас (2017)

Адамберг медленно отложил вилку, как делал всегда, если какая-то идея, еще не оформившись, скорее даже зародыш идеи, головастик, вяло всплывал на поверхность его сознания. В такие минуты, и он знал это, следует затаиться, потому что головастик того и гляди нырнет обратно и исчезнет, не оставив следа. Но ведь он не зря высунул из воды свою бесформенную башку. А если это просто так, чисто позабавиться, он его выкинет обратно. Пока что, не шелохнувшись, Адамберг ждал, чтобы головастик подплыл поближе и начал превращаться в лягушку. Амадей, Виктор – удивительное сходство деталей, как и в прилизанном изложении Блондина-Брюнета. Словно они тоже спелись, по примеру секретаря и казначея, договорившись, каким именно образом они преподнесут ему свою историю.

Но это невозможно, потому что полицейские нагрянули в Брешь без предупреждения, и молодые люди не могли ни предвидеть этот допрос, ни условиться друг с другом заранее.

Очень даже могли. По-прежнему не двигаясь, подкарауливая малейшее движение в своих внутренних водах, Адамберг высматривал идею-головастика, у которой, как ему показалось, уже появились задние лапки. Но этого было недостаточно, чтобы немедленно поймать ее. Очень даже могли, ведь полицейские говорили об Алисе Готье снаружи. Селеста была в курсе, она сама сказала. И Виктор услышал их. Вот почему им с Дангларом не удалось найти разумного объяснения выходке Амадея, когда тот умчался на Дионисе без седла. Виктор немедленно пустился за ним в погоню на Гекате. И вот там, в лесу, у них было немного времени, чтобы придумать общий рассказ. А потом разыграть сцену возвращения: Виктор не смог догнать Амадея, но на свист Пеллетье вернулись и беглый жеребец, и бедняжка Амадей. Разумеется, мальчики понимали друг друга с полуслова, их отношения выходили далеко за рамки обычной схемы “сын патрона – секретарь”. Разумеется, у них была заветная полянка в лесу, где они встречались. И разумеется, между ними издавна установилось необычное и глубочайшее взаимопонимание. В общем, их независимые рассказы об Исландии были результатом сговора. А раз молодые люди сочли, что им необходимо сговориться, значит, какая-то часть их повествования была ложью, что-то требовалось скрыть.

Парочка Амадей – Виктор сыграла по-умному. Они солгали оба.

Теперь Адамберг мог спокойно взять вилку и доесть остывшую пасту. Идея вынырнула из волн, он уже мог хорошо рассмотреть ее, она устроилась рядом с ним, опираясь на стол передними лапками. Да, она вышла из водной стихии к нему на землю. Исландские события подернулись пеленой, как и детство Амадея. Где же он был до пяти лет? Что за история с лечебным учреждением? Что за странное безымянное заболевание? От которого у Амадея не осталось, судя по всему, никаких следов?

Где же был мальчишка, черт побери? Ребенок, лишенный воспоминаний? И откуда взялся сирота Виктор?

Адамберг уже не верил в чудесное совпадение фамилий. У подкидышей фамилий не бывает. Виктор по собственной воле стал однофамильцем Мафоре, чтобы у него появился предлог для обращения к нему. Но он не просто обратился, он внедрился в его семью, словно кукушка, занимающая чужое гнездо. Какие у него были намерения? Кто именно был ему нужен? Великий ученый, спаситель воздуха? Или миллиардер? Или вообще Амадей?

Что там говорил Данглар об именах молодых людей? Какая-то ученая аллюзия. Ах да, так называли каких-то неведомых герцогов. Адамберг отмел эту историю, не имеющую отношения к чесавшейся мысли. На самом деле укусов оказалось два: подозрительное совпадение рассказов сына и секретаря Мафоре и покрытое тайной детство Амадея. Мафоре, меценат Общества Робеспьера.

Кромс обнаружил отца утром – тот крепко спал на стуле, закинув ноги на подставку для дров. На столе перед ним стояла тарелка с холодным тунцом. Это означало, что он спустился в поисках идеи и, обнаружив ее, тут же уснул, почив на лаврах.