Тайна в его глазах - Эдуардо Сачери (2012)

Мы снова прошли в дом. Про раковину и унитаз они ничего не сказали, хотя наверняка их заметили: они были прислонены к одной из стен рядом с полками и верстаками. Внутри клетки я засыпал сток канализации и засыпал его вровень с бетонным полом. Меня успокоило то, что у них ничего не вызвало ни малейшего подозрения. Они ни о чем не догадывались. В любом случае, кто бы мог?..

— Вачехос, — позвал офицер. — Останься на посту, если вдруг судья вздумает заехать сюда сегодня или завтра.

Вачехос посмотрел на него почти с раздражением. Офицер сжалился над ним:

— Ну хорошо. Давай сделаем так. Я позвоню судье, и, если он скажет, что двигаем дело вперед, я передам тебе по радио, и ты сюда заедешь. Идет?

— Спасибо, шеф. Правда, спасибо. Суббота… сами понимаете…

— Так значит, у него там была клетка, чтобы хранить инструменты? — спросил полицейский, обращаясь к молоденькому. В его голосе не было и намека на подозрение. Говорил так, как мог бы говорить о чем угодно, — просто чтобы не воцарилось молчание.

— Да, как вы слышали, сеньор. С двумя тяжелыми замками. Ну и странные штуки иногда выкидывают люди, а?

Офицер взял фуражку, которую оставил на столе в зале. Он осмотрел дом с выражением человека, который больше никогда не вернется в это место.

— Это точно. Люди выкидывают странные штуки.

Больше он ничего не сказал. Все сели в машины, и я последовал за ними на своей. Патологоанатома нашли быстро, он согласился сделать всем одолжение и этим же вечером произвел вскрытие, а судья подписал приказ вести дело к закрытию.

Похороны Моралеса состоялись в понедельник утром. Мелкий надоедливый дождь, который зарядил еще ночью и продолжался до позднего вечера, нагнал на меня легкую меланхолию. За весь день не выглянул ни один лучик солнца. Мне показалось справедливым, что все случилось именно так.

Возвращение

«Ну вот теперь да», — подумал Чапарро. Вот теперь он закончил, больше нечего рассказать. Ничего ни про Моралеса, ни про Гомеса. Теперь он чувствует, что эта история окончательно его оставила. Чапарро спрашивает себя, может ли быть так, что угасшая жизнь людей, которых уже больше нет на свете, продолжается в жизни других людей, все еще помнящих их. Тем не менее Чапарро чувствует, что жизни этих двоих уже в прошлом, он уверен в том, что ни для кого, кроме него, эти люди больше не существуют.

Последние свидетельства их существования в этом мире уже исчезли или исчезнут совсем скоро. Какими же были последние следы, оставленные Моралесом на этой земле? Какая-нибудь бумажка с его подписью и печатью в архиве Банка Провинции, отделение Вичегас? Следы Гомеса оказываются еще более неотчетливыми. Может, набор отпечатков пальцев в архиве тюрьмы Девото, вместе с приказом об освобождении, датированным 25 мая 1973 года. Но что-то еще продолжает объединять и продлевает существование этих людей. Подписи под судебными показаниями тридцатилетней давности. Подпись Моралеса под его свидетельскими показаниями и подпись Гомеса под показаниями с его допроса, тщательно собранные в пожелтевшей папке и мастерски подшитые офицером Пабло Сандовалем во время его очередного «отбывания наказания». И остались кости обоих. Одного — на кладбище Вичегаса. Кости другого зарыты в канаве, без каких-либо опознавательных знаков, в чистом поле, под дубами. Но и кости не станут говорить.

«Это — финал истории», — думает Чапарро. И ничего больше об этом он не хочет сказать. Более того, он не уверен, быть может, что-то из его собственной жизни просочилось на эти страницы, которые сейчас аккуратно сложены рядом с «Ремингтоном».

Опускает глаза на отпечатанные страницы и чувствует, будто они задают ему вопрос. Вот теперь он точно должен решить, что делать с ними. Попробовать опубликовать? Убрать в ящик, чтобы кто-нибудь их нашел вскоре после его смерти и наткнулся бы на тот же самый вопрос? Для кого же они, в конце концов, эти страницы?