Девушка из песни - Эмма Скотт (2021)

Я бросила телефон обратно в сумку и побежала на тренировочное поле. Началась разминка, я на автомате вела мяч вокруг конусов, мыслями уносясь далеко от происходящего. Дальше последовала тренировочная игра, а я все никак не могла сосредоточиться. Тренер Бримнер дважды отводила меня в сторону за глупые ошибки.

– Ты в порядке? – спросила она. – В последнее время ты очень рассеяна.

– Да, извините. Я возьму себя в руки.

– Уж будь добра, иначе придется отстранить тебя от субботней игры.

Я втянула носом воздух, злясь на себя за то, что снова оказалась во власти своих чувств к Миллеру. Анджела Марино вела мяч по полю в мою сторону. Я бросилась на нее, вытянув одну ногу, полная решимости отбить мяч и показать тренеру, что я не безнадежна. Что способна на большее.

Я заскользила слишком сильно, сильно быстро. Взлетели ошметки травы. Перед глазами оказались бутсы и щитки для голеней. Анжела крякнула, пытаясь перепрыгнуть через меня.

Последнее, что я увидела, это приближающаяся к голове коленная чашечка, а затем пустота.

17

Вайолет

Проснувшись, я увидела сплошной белый цвет. Кровать. Путаные мысли. Я понятия не имела, где нахожусь, пока не заметила на левой руке больничный браслет. Память о вчерашнем вечере возвращалась по частям. Врачи связались с моими встревоженными родителями и сообщили, что у меня сотрясение мозга. Обследование не выявило ни кровоизлияний, ни опухолей, но, так как я потеряла сознание, они решили оставить меня на ночь. Наконец, ближе к рассвету, мне дали поспать.

Болела голова и подташнивало. Я попыталась снова заснуть, но тут у окна сдвинулось какое-то темно-синее пятно. Я моргнула, пытаясь сфокусировать взгляд. Миллер. Он скрючился в кресле, поджав длинные ноги и положив голову на колени. Его гитара и рюкзак лежали на полу рядом с ним.

На глаза навернулись слезы.

Он рядом.

– Привет.

Голос меня подвел, но Миллер мгновенно проснулся. Он выпрямился и, все еще полусонный, поспешил к моей кровати.

– Привет. – Он опустился на стул рядом со мной. На подбородке темнела щетина, под глазами залегли круги. – Ты как? Как себя чувствуешь?

– Немного болит, но все в порядке. Теперь уже лучше. Как давно ты здесь?

– Всю ночь.

– Ты провел здесь всю ночь? – В больничной палате было холодно, но я внезапно почувствовала тепло во всем теле.

Он кивнул.

– Шайло тоже приезжала, но потом бабушка позвала ее домой. Она просила передать, что надеется на твое скорое выздоровление, а иначе надерет тебе задницу.

– Она очень сентиментальна.

– Твои родители тоже сидели допоздна, но я убедил их, что присмотрю за тобой, – произнес Миллер. – Твоя мама не очень-то хотела, чтобы я тут околачивался, но я не собирался уходить. Как я ни старался тебя увидеть, меня не пускали, пока в конце концов не разрешил твой отец.

– Я так рада, что ты старался меня увидеть.

Миллер стиснул зубы.

– Мне следовало сделать это раньше. Много лет назад. Бороться за тебя.

Снова навернулись слезы, и кобальтовые глаза Миллера, которые так часто отливали сталью и холодом, теперь потемнели и с нежностью смотрели на меня.

– Тебе что-нибудь нужно? – спросил он. – Что я могу сделать?

Я улыбнулась и отвела непослушную прядь волос с его глаз.

– Ничего. Просто побудь рядом.

Он поймал мою ладонь и сжал ее. Наша связь теперь была иной, чем в последние месяцы. Или вообще когда-либо. С тех пор, как нам исполнилось тринадцать и он лежал на больничной койке. С того дня, когда я поняла, что буду любить его вечно.

Он склонил голову.

– Господи, мне очень жаль, что так вышло, Вайолет.

– Это не твоя вина. Я сама кинулась Анджеле Марино под ноги. Ой, черт, надеюсь, с ней все в порядке…

– Так и есть. Я слышал разговор твоих родителей.

– Слава богу, хотя меня, вероятно, исключат из команды.