Огненная - Кристина Кашор (2019)

Сэйра улыбнулась Гарану, и в этой улыбке он отразился, как в зеркале, так что Файер при всем желании не смогла бы не понять того, что происходит тут у нее на глазах.

– Ничего ужасного в этом нет, – возразила Сэйра. – Она очень способная. Просто неусидчивая.

Файер протянула руку, и Сэйра ответила чрезвычайно вежливым и лишь совсем чуть-чуть ревнивым пожатием. Ее можно было понять. Файер подумала, что придется объяснить Гарану, почему не стоит захватывать с собой женщин-чудовищ, когда идешь навестить возлюбленную. Порой даже самые светлые умы никак не могут понять очевидных вещей.

Когда Сэйра попрощалась, Гаран проследил за ней взглядом, рассеянно потирая голову и что-то напевая.

«Королевский сын и женщина, которая преподает историю? – послала ему мысль Файер, почему-то вдруг развеселившаяся почти до наглости. – Скандал!»

Гаран, нахмурив брови, попытался напустить на себя суровый вид:

– Если вам хочется чем-нибудь занять себя, миледи, пойдите в ясли и дайте пару уроков того, как закрывать разум от чудовищ. Расположите к себе детей, чтобы у девочки Бригана во рту к следующей встрече с отцом сохранилось хоть сколько-нибудь зубов.

Файер повернулась, чтобы уйти; на губах ее виднелась улыбка.

– Спасибо за прогулку, ваше высочество. Должна признаться, меня сложно обмануть. Быть может, вы мне и не доверяете, но я точно знаю, что я вам нравлюсь.

И она убедила себя в том, что обрадовало ее расположение Гарана, а не восстановленная справедливость по отношению к женщине.

Глава шестнадцатая

На самом деле Файер и вправду нужно было срочно чем-то заняться, потому что в отсутствие дела оставалось только думать. А размышления снова и снова приводили к мысли о безделье и о том, какую помощь она вообще способна принести королевству, если против этого не восстанут ее ум и сердце. Вопрос этот терзал ее по ночам, в часы, когда она не могла уснуть. Ей снились кошмары о том, каково это – обманывать и мучить, о том, как Кансрел заставляет Каттера извиваться от воображаемой боли.

Клара повела Файер посмотреть город. Оказалось, что народ на улицах еще активнее, чем народ при дворе, украшает себя чудовищными безделушками, причем гораздо меньше беспокоясь об эстетической гармоничности образа в целом. Кое-как заткнутые в петлицу перья, украшения, в самом деле потрясающие, – ожерелья и серьги из чудовищных раковин – на пекарше, склонившейся над миской в облаке мучной пыли. Женщина в сине-фиолетовом парике из шелковистого меха какого-то чудовища – кролика или собаки, – причем шерсть короткая, неровная и торчит клочьями. И под всем этим невзрачное лицо – общий вид напоминает карикатуру на Файер, и все же нет никакого сомнения, что на голове у нее нечто очаровательное.

– Каждый хочет кусочек красоты, – объяснила Клара. – Богачи покупают на черном рынке редкую кожу и меха. Остальные используют все, что найдут в канаве или у себя в водостоке. Результат, естественно, один, но богатым приятно знать, что они выложили кучу денег.

Что, конечно, очень и очень глупо. Столица, как решила Файер, была в равной степени благоразумной и глупой. Ей нравились сады и старые, осыпающиеся скульптуры, фонтаны на площадях, музеи, библиотеки и яркие ряды магазинов, по которым ее водила Клара. Нравились шумные мостовые, люди на которых были так увлечены своей шумной жизнью, что иногда даже не замечали проходящую мимо девушку-чудовище в сопровождении стражников. Иногда. На одной улице она успокоила упряжку лошадей, которые испугались пробежавших совсем рядом детей, тихо разговаривая с ними и поглаживая по шеям. Дела на той улице замерли до тех пор, пока они с Кларой не завернули за угол.