Ничего больше - Анна Тодд (2017)

– О господи! – смеясь, воскликнула она.

Я оглядел устроенный мной беспорядок и положил пакет на стойку. Как бы в насмешку он соскользнул на пол, и последняя пудра клубами взвилась в воздух. Моя толстовка стала почти совсем белой, и изображенный на ней сокол был едва виден. Когда Нора улыбнулась, в уголках глаз у нее появились очаровательные лучики.

– Извини, я не знал, что он был открыт.

Я вытер руку о стол. Хотя ощущение пудры на коже было приятным, я больше никогда не буду ничего печь. Принято к сведению. Черная майка Норы тоже покрылась пятнами сахарной пудры, так же как руки, щеки и темные волосы.

– Ничего страшного!

Она заразительно улыбнулась, и я перестал смущаться из-за устроенного кавардака. Удивительно, что она не сердилась. Не понимаю почему.

Поглядывая на меня и покачивая головой, Нора отодвинула от себя миску для смешивания и взяла рулон кухонных полотенец. Пустила воду и начала руками сгребать в раковину пудру.

– В первом семестре в кулинарной школе я забыла закрыть крышкой пятилитровый миксер и рассыпала четыре с половиной килограмма кондитерского сахара. Думаю, можно не объяснять, что мне понадобилось еще три часа, чтобы все почистить и переделать задание. А мой учитель был таким мерзавцем, что не позволил никому мне помогать.

Ее руки, наводившие порядок, так и мелькали. Наверное, мне нужно ей помочь.

– Ты получила зачет? После того, как все переделала?

– Не-а. Я же говорила, мой инструктор – настоящий засранец.

Я взглянул на нее. Нора подняла покрытую пудрой руку, чтобы почесать лицо, и вытерла щеку, размазав белое пятно по загорелой коже.

Я взял бумажное полотенце и стал помогать ей.

– Вот почему я хочу быть учителем.

Она положила пустой пакет из-под пудры в мусорное ведро.

– Чтобы быть засранцем?

Я рассмеялся и покачал головой:

– Нет. Как раз наоборот. В десятом классе у меня был преподаватель, мистер Хапонек. Он работал с полной отдачей и был замечательным учителем. Но чем старше я становился, тем хуже мои педагоги выполняли свои обязанности. Среди учеников в нашей школе я видел много ребят, которым требовался хороший учитель. Сама понимаешь, это имеет значение.

– Как тебе было учиться в старших классах?

Ужасно. Полная жопа.

– Все было нормально, – ответил я.

Я не думал, что она рассчитывает на правдивый ответ, и не был уверен, что хочу рассказывать ей, как это было на самом деле.

Это было похоже на то, как люди спрашивают «Как дела?» и хотят услышать только «Хорошо». Дальнейшие объяснения вызывают у них только неловкость.

– А я не ходила в школу. Я училась в частном заведении под Сиэтлом. Это был кошмар, – сказала Нора, удивляя меня искренностью.

– В моей школе тоже был кошмар, – признался я.

Нора окинула меня скептическим взглядом.

– Бьюсь об заклад, ты пользовался популярностью. Ты же был качок, да?

Я чуть было не рассмеялся.

Качок? Я? Пальцем в небо.

– Не совсем так. – Я почувствовал, как краснею. – Я был никем, потому что был недостаточно крут, чтобы считаться популярным, и недостаточно умен, чтобы зубрилы принимали меня за своего. Я был где-то посередине, и никто не обращал на меня внимания. Я был толстым, и популярные ребята дразнили меня, когда им надоедало доставать других. Но, если честно, я не осознавал, как плохо мне было, пока не переехал в Вашингтон посреди последнего учебного года. Там моя жизнь оказалась совсем другой.

Нора достала из хозяйственного шкафа щетку и совок. Она стала подметать пол, а я смочил бумажное полотенце и принялся вытирать стол, попутно прикидывая, что бы еще вспомнить о школе, чтобы поддержать разговор.

– Ничего нет хуже компании уродов, которые верховодят в старших классах, – сказала Нора.

В ответ я хихикнул.

– Это самое верное замечание из всех, которые мне доводилось слышать.