Бельканто - Энн Пэтчетт (2018)

Она понятия не имела о том, в каких отношениях этот человек находится с Богом, и еще того меньше, какой церковью эти отношения регулируются. Она пожала плечами – ну, этот-то жест священник поймет.

– Católica?[4] – спросил он снова, скорей ради собственного любопытства, и вежливо указал на нее.

– Я? – переспросила она, касаясь своей груди. – Да. – Она кивнула: – Si, católica[5]. – Всего два простых слова, но она была очень горда, что произнесла их по-испански.

Он улыбнулся. Что касается аккомпаниатора, тут было два главных вопроса: умирает ли он и католик ли он. Когда дело касается загробного упокоения души, действовать надлежит осмотрительно. Если он по ошибке прочитает католические молитвы над иудеем, то в случае его выздоровления отца Аргуэдаса обвинят, что он воспользовался бессознательным состоянием политического заложника. Он похлопал Роксану Косс по руке. Ладошка как у ребенка! Такая белая и мягкая, округлая. На пальце красовался темно-зеленый камень размером с перепелиное яйцо, в ободке из крошечных сияющих бриллиантов. Обычно он, видя женщину с такими украшениями, думал, что лучше бы она пожертвовала его на нужды бедных, но сейчас вдруг представил, какое же это наслаждение – взять такое кольцо и нежно, аккуратно надеть его на палец Роксане Косс. Совершенно неуместная фантазия – отец Аргуэдас почувствовал, как по лбу его заструился холодный пот. А он, как назло, остался без носового платка! Чтобы отвлечься, он отправился к командирам.

– Этот человек… – начал отец Аргуэдас, понизив голос. – Похоже, что он умирает.

– Ничего он не умирает, – возразил командир Альфредо. – Он пытается вытащить отсюда певицу. Притворяется.

– Не думаю. Пульс, цвет кожи… – Он посмотрел через плечо, на рояль, на огромные букеты лилий и роз, приготовленные специально для приема, на аккомпаниатора, лежащего на ковре огромным бесформенным кулем. – Такое не разыграешь.

– Он сам решил здесь остаться. Мы выставили его вон, а он вернулся. Умирающие так не поступают.

Командир Альфредо отвернулся. Потер изувеченную руку. Уж десять лет, как нет этих пальцев, а они все болят.

– Возвращайтесь на свое место, – сказал командир Бенхамин священнику. После того как половина людей ушла, его охватило обманчивое облегчение, как будто решилась половина его проблем. Он прекрасно понимал, что заблуждается, но все равно хотел, чтобы его хоть ненадолго оставили в покое и дали насладиться этим чувством. Комната казалась теперь почти пустой.

– Мне необходимо взять с кухни немного масла для соборования…

– Никаких кухонь, – замотал головой командир Бенхамин и специально, чтобы оскорбить священника, зажег сигарету. Больше всего он жалел, что оба они – и священник и аккомпаниатор – не убрались из дома тогда, когда им было велено это сделать. Нельзя разрешать людям по собственной инициативе оставаться в заложниках. Опыта оскорбления духовных лиц у командира не было, и сигарета потребовалась ему для храбрости. Он потушил спичку и бросил ее на ковер. Хотел было выпустить дым прямо в лицо священнику, но не смог.

– Хорошо, обойдусь без масла, – сказал отец Аргуэдас.

– Никаких соборований! – повысил голос командир Альфредо. – Он не умирает!

– Я спрашивал вас только о масле, – вежливо возразил священник. – О соборовании я вас не спрашивал.