Летят перелетные птицы - Вера Колочкова (2013)

Так ты меня до конца и понял, Александр. Напора моего испугался. Сильной эмоции. А что она есть, эта эмоция – всего лишь огромное желание сбросить с тебя проклятое чувство вины… А может, правды испугался? Даже спорить не стал, просто сбежал. Именно так и сбегают от правды. Ну да, конечно. Конечно! Творческая натура, тонкая душевная организация, или как там еще о таких, как ты, говорят… В общем, слаб ты на правду оказался, нежный чистоплюй Александр Синельников. И защитить тебя некому. Помочь – некому. И потому – я должна тебе помочь…

Что, что ты головой мотаешь? Удивляешься, почему – я? Да я и сама не знаю… Просто чувствую – должна. Иначе никогда от своей тайной маетной любви не избавлюсь. Заплатить мне за нее надо – грехом… Пусть на мне будет грех, а ты…будешь свободен. Ведь ты очень хочешь на свободу, Александр Синельников?

Словно тугая пощечина прилетела в лицо, вздрогнула, села на постели. Что это было – сон, явь? Спина мокрая, холодная, в горле сухость. Надо встать, воды попить…

Осторожно перешагнув через мирно похрапывающего Леху, на цыпочках прокралась в кухню, припала сухими губами к стакану с водой. Села у окна, стала глядеть темноту. Долго глядела, потом усмехнулась – гляди не гляди, а надо дальше свою думу думать, все равно от нее никуда не денешься.

И мысли послушно поплелись назад, на то самое место, где так опасно споткнулись. Где высветилось это страшное и колючее слово – грех. Странно, почему именно оно в мыслях высветилось, как будто более четких аналогов нет…

Ах, да, понятно, почему высветилось… От бабушки Зинаиды наследство, папиной матери. Сильно верующая была старушка, как сейчас говорят, воцерковленная. Она и заставила ее в детстве строчки из Книги Притчей о грехе выучить. И спрашивала потом все время, и она повторяла старательно зазубренное, как детский стишок на утреннике: «…глаза гордые, язык лживый и руки, проливающие кровь невинную, сердце, кующее злые замыслы, ноги, быстро бегущие к злодейству, лжесвидетель, наговаривающий ложь и сеющий раздор между братьями…»

Да, все так. И про руки, и про сердце, кующее злые замыслы. Но… какие такие замыслы, честное слово? Нет у нее никаких конкретных злых замыслов. Там, где мысли споткнулись, она другое имела ввиду. И сердце ничего, кроме сомнений, не ковало. Сомнений о том, есть ли у нее право предоставления выбора. Да, именно так! Каждый человек должен иметь право выбора. И Варя Анисимова – тоже. А если его нет, значит, кто-то другой должен его предоставить. Обязан даже. А про выбор в этих заученных строчках о грехе ничего нет… И про того, кто может этот выбор дать…

Вот давеча Варя сказала – сама, мол, решу. Когда захочу, тогда и решу. И сама у нее снотворное затребовала. Много – снотворного. Значит, невольно и право свое на выбор отстаивала, так, получается? Значит, предоставление возможности выбора и не злой замысел вовсе? Или все-таки – злой? Или она сама себя в своих грешных мыслях оправдывает?

Сбежал, сбежал Александр, напора ее испугался. Сильной эмоции. А что она есть, эта эмоция – всего лишь огромное желание сбросить с него проклятое чувство вины… На свободу отпустить…

За окном чуть посветлело – и не рассвет еще, только первые его потуги. Четыре часа, самое тяжелое время суток. Именно в это время все тяжкие замыслы в точку окончательного решения приходят. Надо пойти лечь, переждать. А может, снотворного выпить?

Мысль о снотворном дернулась внутри страхом, подняла с места. Казалось, даже в спину толкала, пока она на цыпочках кралась на свой диван. Легла, натянула на голову одеяло, потрогала руками ледяные ступни. Надо согреться поскорее, заснуть…