Тысяча порезов - Энн Малком

Два кожаных кресла стояли напротив металлического стула, привинченного к полу. Эта комната слишком хороша, чтобы в ней не было ничего, кроме бетонного пола и складного стола с ножами.

В этой семье мы так не поступали.

Мы пытали со вкусом.

За эти годы я убил много людей в этой комнате. Но не раньше, чем они тысячу раз пожалеют, что не умерли до этого. В этой комнате я пытал многих подозреваемых в убийстве Изабеллы. Никто не давал никакой информации. В самые мрачные моменты смотрел на Лоренцо, от негодования и ярости испытывая непреодолимое желание привести его сюда и заставить вспомнить тот день.

На протяжении многих лет он посещал разных психотерапевтов, и все они говорили, что недостаток памяти был вызван тем, что его мозг защищается от травмы. Сначала мне тоже хотелось защитить его. Но время шло, я становился все менее человечным, и мне было наплевать на травму, через которую он пройдет. Я был готов разорвать его на части только за гребаную нить информации. Инстинкт самосохранения меня остановил. Винсенций тоже был расстроен. Но никогда не расстраивался настолько, чтобы причинить боль своему единственному оставшемуся ребенку. И если я это сделаю, он в лучшем случае убьет меня. Быть изгнанным из семьи — хуже смерти. Так что держал свои руки подальше от его сына. В конце концов, я научился контролировать свои низменные инстинкты. И никогда не прекращал поиски человека, убившего Изабеллу, но по мере того, как я рос в семье, мое внимание менялось. Я отключил эту часть себя. Заставил себя не думать о ней.

— Ты меня слышал, придурок? — закричал Пит. — Ты не можешь этого сделать!

Я вздохнул, обернулся, уставившись на кусок дерьма, который сделал мне подарок, когда попытался продать Сиенну.

Мои шаги эхом отдавались от мраморного пола, его глаза расширялись от страха, пока я приближался к нему. Его бравада растаяла к тому времени, когда я подошел близко, чувствуя запах мочи.

— Я — Каталано, — сказал я ровным голосом. — И могу делать все, что захочу.

Я долго смотрел ему в глаза, провоцируя его на дальнейшие споры.

Он молчал, его нижняя губа дрожала.

Я вернулся к столу, обдумывая, что с ним сделать. Предстоящий день будет напряженным, у меня не было времени. Будь моя воля, я бы сделал так, чтобы его смерть растянулась на несколько недель. Я бы привел сюда Сиенну и трахнул ее у него на глазах, пока он испускает последний вздох.

Я обхватил ладонью рукоять любимого ножа, затачиваемого после каждого убийства. Он был отполирован до зеркального блеска, рукоятка еженедельно смазывалась маслом.

— Хоть я и не считаю тебя умным человеком, поскольку ты упустил лучшее, что есть в твоей несчастной жизни, я уверен, что ты слышал о термине «смерть от тысячи порезов», — сказал я, держась за нож и поворачиваясь.

Пит дернулся, когда я заговорил, он увидел, как нож блеснул на свету. Стул не сдвинулся с места. Наручники на запястьях звякнули о металл. Он никуда не уйдет.

— Это была форма пыток и казней, используемая вторым императором династии Цинь и многими другими, которые пришли после него, — продолжил я, игнорируя его всхлипы и мольбы. — Более известная как «линчи», — я улыбнулся, когда он всхлипнул. — Конечно, во многих культурах этот метод трактуется по-разному.

Я разрезал кожу на его щеке, нож прошел сквозь плоть как по маслу.

Пит закричал, когда из раны хлынула кровь, лоскут кожи свисал вниз.

Я подождал, пока крики утихнут. Мои мысли вернулись к Сиенне, когда я посмотрел на часы. Она уже закончила свою тренировку и, наверное, сидела наверху, пила кофе с круассаном. Или сидела на солнышке.

Пит утих немного, дав мне заговорить.