Еретик. Книга 2 - Вера Золотарёва, Наталия Московских (2021)

– Она язычница, – прошептал Гийом и тут же замахал руками. – Только не говорите никому, ладно? Она хорошая! Я не хочу, чтобы ее обижали за это.

– Я никому не скажу, можешь мне поверить, – спокойно отозвался Ансель. Затем нахмурился: его явно посетили неприятные мысли. – Скажи, ты… многим рассказывал о своих… гм… воззрениях?

– Нет. Только вам, Элизе и ее сестре, – качнул головой Гийом. – Сестра у нее тоже язычница, и я подумал, что…

– Вот больше никому и не говори, – с неожиданной резкостью велел Ансель, не дослушав.

Гийом немного растерялся.

– Почему?

Ансель помрачнел.

– Ты знаешь, что такое ересь, Гийом?

– Ну, я…

– Ересь – это предательство истинной веры. Отступничество. То, что считается очень серьезным преступлением. И то, что ты мне сейчас рассказал, большинство воспримет именно так.

Юноша призадумался.

– Может быть, – неуверенно произнес он. – Но ведь…

– Это очень опасно.

– Это же просто мысль!

«Ты и вправду не понимаешь?» – внутренне поразился Ансель, вглядываясь в лицо ученика, который смотрел на него в ответ и недоуменно хмурился.

– Ты знаешь, что может случиться, если кто-нибудь, сочтя тебя еретиком, доложит о твоей мысли инквизиции?

– Они меня сожгут? – Граф презрительно приподнял одну бровь. – Пусть сначала поймают. И вообще, это же глупо! Я ведь христианин. Я не… не спорю ни с чем! – Он прикрыл глаза, сжав в руке висящий на шее серебряный нательный крест, инкрустированный сверкающими синими камнями. Матушка лично заказывала крест у ювелира, когда крестили сына, и подбирала камни под цвет его глаз. Гийом носил его, не снимая. – Я лишь думаю, что вечно жить в раю было бы скучно, а ад… куда честнее потом отправить человека снова на землю, чтобы дать ему исправиться, осчастливить его или наказать. Разве нет? Если Бог любит всех людей, наверное, он так и делает. Я просто так подумал. Вот и все. Я же не язычник, не отступник, я…

Казалось, Ансель вот-вот не выдержит этой пламенной речи – лицо его исказилось гримасой неприкрытой муки, и Гийому стало невыносимо на это смотреть. Он примирительно поднял руки, энергично покачал головой и прервал свою тираду.

– Ладно, ладно, Боже, да не скажу я никому! Клянусь.

«Не надо», – отозвался про себя Ансель, но вслух этого не произнес. Он продолжал смотреть на юношу убийственно-серьезным взглядом, почти не мигая. Наконец, уверившись в том, что на Гийома снизошла крупица благоразумия, Ансель вздохнул и сказал:

– Хорошо.

Некоторое время они молча смотрели друг на друга. Затем Гийом вдруг заговорщицки прищурился.

– Постойте, – протянул он, – вы сказали, что большинство сочтет мои взгляды ересью. Большинство, но не вы? Почему?

Ансель вздохнул, собираясь с мыслями.

«Даст Бог, однажды я научу тебя говорить о своих мыслях людям. Покажу, как. И кому. Но не сразу».

– Потому что, возвращаясь к твоему изначальному вопросу, – он вернул ученику заговорщическую улыбку, – я тоже верю в перерождения. И меня тоже могут счесть еретиком.

– Вот как! – почти восторженно воскликнул Гийом, искренне радуясь, что учитель разделяет его взгляды. Он вдруг почувствовал, что теперь их связывает нечто большее, чем просто тренировки. Общая тайна. Общая опасность быть названными словом «еретик», обращающая их одних, стоящих плечом к плечу, против всего мира. Это была почти что дружба – по крайней мере, Гийом верил, что это нечто, почти настолько же крепкое.

– Да, – тихо сказал Ансель. – И об этом я бы попросил тебя…

– … никому не рассказывать.

– Быстро схватываешь.

Ансель кивком указал в сторону разбитого за особняком сада, приглашая ученика пройти туда. Разговор, который он собирался продолжить, видя желание молодого графа, требовал полного отсутствия свидетелей – иначе это было слишком опасно.