Его единственная - Виктория Волкова (2020)

— Что сказала Елена Савельева? Она к нам приедет? — чуть повернувшись к Диме, лениво спросила Юлька. Провела мокрой ладонью по его груди. Они лежали в ванне. Вода плескалась от каждого движения. Омывала высокие ноги Блинникова, согнутые в коленях, оставляя клочья розовой пены. Облокотившись спиной на Крепса, Юля млела в его объятиях. Болтала пальчиками здоровой ноги и ерзала, ощущая, как сзади напрягается Дима. Вода уже начала остывать, но огромное источающее жар тело сидящего рядом мужчины не давало замерзнуть, равно как и небольшой камин, устроенный у противоположной стены. Рука Блинникова осторожно поглаживала ее больную ногу.

— Найти бы этот нерв, — вздохнул Дима, осторожно проводя пальцами по Юлькиному бедру. И, отогнав в сторону высокую пену, заметил. — Она приедет, Юль. Я ее очень хорошо попросил, — ласково заверил он и легонько подул на Юлькину шею, не желая продолжать разговор.

— Это же она, твоя Алена? — снова развернулась Юлька и пристально глянула на Крепса. — Только не вздумай отмалчиваться. Я точно знаю.

— А если точно знаешь, почему спрашиваешь? — улыбнулся он, нежно растирая ей плечи. — Да, это Алена. И она согласна тебе помочь. Я решил, что если лучше нее нет специалиста, то мы как-нибудь перетерпим ее присутствие. Если тебе неприятно, найдем кого-нибудь другого. Из Германии выпишем или из Израиля. Только, говорят, наша система реабилитации отличается от забугорной.

— Мне все равно, — пожала худенькими плечиками Юлька. — Если ты смог через себя переступить и обратиться к бывшей, то и я смогу принять ее как врача. Тем более, если ее сам Виленский советует.

— Ты смогла ради меня совершить дикое безрассудство. А я всего-то смотался в Омск и договорился, — задумчиво бросил Блинников и, когда Юлька тревожно заерзала у него в руках, прошептал чуть слышно:

— Если бы я мог тогда оторвать тебе голову, я бы это сделал. Но меня вводили в состояние искусственной комы, чтобы не сдох от боли. И ты приняла решение сама. Выздоровеешь, надаю по попе, — рыкнул строго.

— Как ты узнал? Я же никому не говорила, — тихо пролепетала она, смотря на него во все глаза и пытаясь понять, какие чувства он сейчас испытывает. Гнев? Осуждение? Или полное равнодушие. Но на лице Блинникова лишь читалось благодушие и любовь. Он, конечно, строго смотрел на Юльку. Но глаза не полыхали огнем, да и ему самому не сносило башню от праведного гнева.

— Я же теперь за начальника остался, Юль, — хмыкнул он дурашливо. — Полез в твой сейф за печатью. На контракт с немцами поставить. Потом стал закрывать, но что-то помешало. Пришлось достать все бумаги. А один файлик завалился прям к стенке. Мятый дурацкий листик. Твое соглашение с Янычем. Жесткий документ. Я себя прям сутенером почувствовал. Убил бы этого гада, коли б знал раньше. Но бог меня уберег. Отправил Валерия Петровича в преисподнюю. Вот пусть там, в котле с кипящим маслом, и варится. А я чуть не свихнулся от отчаяния. Хотел сюда примчаться и трусить, пока вся дурь не выйдет. А потом догадался, что наверняка ты от глупостей и иллюзий избавилась без моей помощи. Думал я долго, Юль. И понял…

— Что? — устало спросила она, пряча собственную безысходность и понимая, что все закончилось, не успев толком начаться заново. Где-то в глубине души трепыхалась уверенность, что Димка не бросит, не хлопнет дверью, воспользовавшись случаем.

«Хотя кому нужна больная проститутка?» — подумалось Юльке, и она, немного отпрянув, снова вгляделась в лицо Блинникова. Увидела добродушный взгляд и сама себе не поверила.