Любовь на сладкое - Алина Ланская (2020)

— Хана выставке, — раздается над ухом голос Марата. — Первый пошел.

Киваю, ожидая услышать звон бьющегося стекла, но происходит то, чего ни я, ни Марат, да никто не ожидал!

Откуда он взялся — непонятно. Только что рядом с нами никого не было, а тут перед глазами словно кадр из остросюжетного боевика со Стейтемом: блестящий, словно отполированный, лысый череп, черный костюм, ослепительная белая рубашка, солнцезащитные очки, хотя мы в помещении. Я даже разглядела бесцветный наушник на ухе охранника и черные часы на крепком запястье. Реакция у «Стейтема» нечеловеческая — я своими глазами видела, как стеклянная подставка закачалась и вот-вот должна была перевернуться, но она стоит. Стоит на полу, как живая, а рядом «Стейтем» — тоже на полу.

Кто-то даже зааплодировал, а мы с Инкой так и стоим, открыв рты.

— Перформанс? В программе не было заявлено. — Ветхие старушки, которых задвинул Альберт, зашуршали за спиной программками.

— Да уж, перформанс, — ухмыльнулся Марат. Его все происходящее явно забавляло, чего не скажешь про Журавлеву. Никогда не видела ее такой растерянной.

— Пошли в другой зал, пока охрана нас не вывела. — Я и правда опасаюсь, что Дудкину достанется за его неловкость, но нет: «Стейтем» поправил покрышку на стеклянном постаменте и молча исчез, ни слова не сказав Дудкину.

— Мы пока здесь еще не все рассмотрели, но если вы хотите, то идите, конечно. — Инка смотрит то на Альберта, то на причудливую инсталляцию, которая должна была лежать в осколках.

— Ага! Мы здесь останемся. Посмотри на ту вазу!

Дудкина неотвратимо тянуло к тому, что можно было разбить. И Журавлеву вслед за ним. На самом деле, абстрагируясь от этой странной парочки, ваза и правда заслуживала особого внимания — тончайшая, высотой в полтора метра, не меньше, она была такой причудливой формы, что я совершенно не понимала, как у нее получается устойчиво стоять на полу. Возможно, та самая проволока, которой она была обмотана, выступала в роли своеобразного якоря?

— Как она до сих пор не упала? — пробормотала Журавлева. — Ал, что думаешь?

— Понятия не имею, но сейчас посмотрим.

Я на мгновение зажмурилась, но любопытство, конечно же, взяло верх.

— Дальше пока не пойдем, да? — Марат, конечно, правильно сообразил. — Вот так и начинаешь на своем опыте понимать, чего это людей так тянет смотреть на катастрофы.

Альберт уже присел на корточки и внимательно смотрит на проволоку, которой обмотан низ вазы.

— Мне кажется, она прибита к полу, Инн, — глубокомысленно заявляет Дудкин.

— Уверен? — Инка подходит ближе. — Мне кажется, что нет.

Лучше бы сразу сказала «Фас!». Альберт воровато посмотрел по сторонам и медленно потянул вазу вверх.

Ваза завибрировала, ее тонкие края ударялись о проволоку, которая при ближайшем наблюдении оказалась колючей. А потом раздался хруст. Она и правда прикреплена к полу. То есть была. Почти.

Я почти не удивилась, заметив тень «Стейтема», а потом и его самого. Вот он уже распластался на полу, как футбольный вратарь, и подставляет какую-то железную пластину под вазу.

Снова аплодисменты. Оборачиваюсь и вижу человек пять, хлопающих в ладоши. Похоже, они и правда решили, что это заготовленное представление. Что все так и задумано.

Перформанс.

Не знают они Дудкина, у него всегда экспромт, но сегодня с каким-то неожиданным для нас результатом. Инка вот тоже ошалевшая стоит рядом.

«Стейтем» опять исчез.

— Все равно не верю, что эта выставка уцелеет. — Марат целует, обнимая меня. — Забавно, я рад, что пришел сюда, хотя мы можем в любой момент сбежать домой…

— Альбертино! Любовь моя! — женский возглас как звуковая волна накрывает все вокруг. Я инстинктивно прижимаюсь к своему парню, и не зря.