Я подарю тебе ребёнка - Маша Малиновская

Меня представляют Екатерине — красивой брюнетке с большими светло-серыми глазами и полными губами. На вид ей лет двадцать — двадцать пять. Возникает ощущение, будто она прячет свою красоту за лаконичностью одежды и большими лисьими очками, да и выражение лица соответствующее — строгое.

Нас приглашают в дом. В юные годы я не раз бывала у Захара дома. У нас и проекты общие были, и пару раз он меня по математике подтягивал. Кто бы тогда из нас мог подумать, что я буду ждать от него ребёнка.

Конечно, убранство дома изменилось. Ремонт современный, много ярких цветов в интерьере. Кто бы удивился, что тётя Галя такое предпочитает. На широких подоконниках большое количество горшков с цветами. Я никогда ими не увлекалась, мой максимум — кактус. Я даже слово «суккуленты» выговорить не могу, да и интереса к комнатным растениям не было особо никогда. Не раз заморачивалась на эту тему, что ж я за женщина, что не люблю ухаживать за зелёными друзьями. Но потом забила. Сейчас же я правда засматриваюсь — красиво. Красные яркие огоньки на высоких стеблях, маленькие нежно-розовые, лиловые, белые цветочки с мохнатыми листьями в небольших горшочках, высокие ярко-зелёные деревца, напоминающие пальмы в миниатюре.

Я замечаю гордый взгляд тёти Гали, когда она видит мой интерес, и, конечно же, не могу не сделать ей комплимент.

Как я и предполагала, стол она организовала шикарный. Чего только нет, а запах просто с ума сводит. Меня усаживают на самое удобное и почётное место, несколько раз предлагают подушку под спину и вязанные носки.

— Всё в порядке, спасибо. Я обязательно скажу, если что-то потребуется, — уверяю родителей Зернова.

Они будут прекрасными бабушкой и дедушкой для моей малышки. Может, конечно, нам с Галиной Ивановной и придётся повоевать за возможность дочери бегать без носков и шапочки и не есть желточек с четырёх месяцев жизни, но это всё решаемо. Уверена, они будут её очень любить.

Беседа за столом течёт легко и свободно. Мне приятно находиться среди родных Захара, и приятно находиться рядом с ним в такой привычной для него обстановке. Он чаще улыбается, расслаблен и спокоен. Иногда поглядывает на меня, считывая реакцию, но я подбадриваю и успокаиваю его улыбкой.

— А наша Катька никак замуж не соберётся. Двадцать два года, а она всё со своими детьми. Ну кто её из-за них возьмёт? — выдаёт тётя Галя, и мне, признаться, слышать такое не очень приятно. Становится жалко девушку.

— Не думаю, что дети сейчас — помеха для счастья женщины, — говорю мягко, но уверенно.

— Так у неё их двадцать девять! — восклицает тётя Галя, а я зависаю, хлопая глазами.

— Я учительница, — усмехается Катя, заметив моё замешательство. — Преподаю историю и обществознание в лицее.

— Отож, учительница, сестра говорила, за тобой там всё на чёрной тачке огромной увивается один, а ты со своими уроками. Эх, Катька…

За бедную покрасневшую Катерину вступается Захар и переводит разговор на другую тему. Тётя Галя вспоминает, что нужно холодец с пристройки внести и убегает, а возвращается минут через пять озадаченной.

— Захарчик, тут тебе письмо на наш адрес принесли, почему-то. Перепутали, что ли. я же уже не раз говорила на почте, что ты в городе прописан, — она протягивает ему белый конверт, а сама смотрит на отправителя. — Ой, из прокуратуры. Сынок, у тебя проблемы?

25

Захар

— Можно вставать, — сдёргиваю перчатки и отправляю их в отходы, а потом подаю пациентке руку, помогая спуститься с кресла.

— Ну что там, доктор? — задаёт привычный мне вопрос, проходя к кушетке со своей одеждой.

— Там у вас всё в порядке, Оксана. Сейчас составлю консультативный лист и отпущу вас, дай Боже, на год.

— Как в порядке? — глаза женщины округляются. — А эрозия?

— Никакой эрозии у вас нет.

Она замолкает на пару минут, пока одевается за ширмой, а потом выходит к моему столу.