Я подарю тебе ребёнка - Маша Малиновская

— Хватит о ней, мама, — говорит строго, но не грубо. А я притихаю, позволяя ему спокойно выйти из щекотливой ситуации. — Мы давно расстались. Моя девушка беременна от меня, успокойся. Но если бы и нет, позволь нам самим разобраться. Кстати, ты её знаешь. Помнишь Вику Ташлыкову?

На том конце наступает тишина, и тут голос тёти Гали совершенно меняется.

— Офигеть, сынок. Я ещё в школе надеялась, но вы всё про друзей рассказывали. Так, пойду отцу расскажу. А вы там давайте, ждём завтра в гости. Сын женится, а я и не в курсе. Пока-пока.

Она отключается, а Захар ещё несколько секунд приходит в себя.

Я помню его маму ещё по нашим школьным годам. Захар явно в отца — спокойный, уравновешенный, выдержанный Леонид Сергеевич и рядом с ним активная, громкая, вездесущая тётя Галя. Она была у нас в классе главой родительского комитета, помогала организовывать праздники, и очень часто её было слишком много там, где подростки хотят побыть сами.

Но мы её любили. Она часто вступалась перед учителями за нас, и это при том, что у Захара самого как таковых и проблем не было в школе.

— Вик, — обречённо поворачивается ко мне Зернов. — Даже не знаю, как тебе сказать…

— Поедем обязательно, — смеюсь в ответ.

Нет, мой доктор совсем не маменькин сынок, и в школе таковым не был, но тётя Галя — бронепоезд, и на его пути лучше не стоять. Так что завтра нас ждёт день напряжённый и интересный.

* * *

Как приятно просыпаться от поцелуя. Он как ласковый лучик солнца, пробившийся через штору с утра в выходной, нежит и греет. Не слепит, а ласково скользит по коже.

Так и губы Захара мягко прикасаются к виску, оставляют невесомую дорожку прикосновений на скуле и щеке, а потом игриво прихватывают кончик носа.

— М-м… — довольно потягиваюсь и жмурюсь, словно кошка, пригревшаяся на солнышке, подставляю под поцелуй губы.

Через секунду ожидания их накрывают губы Захара. Удивляюсь вдруг взявшемуся напору, но тут же сдаюсь ему, позволяя его языку хозяйничать у меня во рту. Обвиваю руками его шею, притягивая ближе, выгибаюсь, подставляя под сладкие поцелуи свою.

Знаю, что нельзя. Помню. И Зернов помнит. Поэтому замирает надо мной. Прерывает поцелуй, но всё ещё позволяет дышать им. Я продолжаю нежиться, так и не открыв глаза. И тут…

— Полина.

Знаете, как в кино: в поезде кто-то срывает стоп-кран, и весь состав резко тормозит, скрипя колесами по рельсам и высекая искры. Так и моё возбуждение. Надеюсь, это не такой творческий способ напомнить, что мне нельзя.

— Я Вика, — отвечаю как можно ровнее и открываю глаза.

— Я помню, — усмехается Зернов, продолжая нависать сверху. — Мне имя нравится.

— Извини, что разочаровала.

Та ещё приятность, блин. Упираюсь ладонями ему в грудь, пытаясь оттолкнуть, но Захар и не думает поддаваться. В глазах пляшут смешинки в ответ на мой прямой и грозный взгляд. Смешно ему?

— Вик, я, конечно, знаю, что у беременных отекают не только ноги, но и мозги, — клюёт поцелуем в нос, продолжая удерживать под собой, а я пытаюсь хотя бы отвернуться. — Но я об имени для нашей дочери. Но если тебе нравится другое, я нисколько не настаиваю…

— Дурак! — бью его кулаком в плечо и сама смеюсь. — Ну и шутки у тебя.

— Какие шутки, мне правда имя нравится, — снова смеётся и откатывается на соседнюю подушку, смотрит на меня, подперев рукой голову.

Я тоже ложусь на бок, мощу голову на подушку и смотрю на Зернова. Интересно, стань мы парой ещё в школе, насколько бы изменились наши жизни? Скольких бы ошибок удалось избежать? А вдруг наоборот — наделали бы больше. Кто знает, почему жизни складываются именно так, а не иначе. Наверное, у судьбы на всё свои планы.

— Я ещё не думала над именем для малышки, но мне нравится Полина. Поля, Полюшка, — перекатываю созвучия на языке, — определённо нравится.

— Ещё подумаем, но на заметку возьмём.

— Однозначно.