Я подарю тебе ребёнка - Маша Малиновская

Зернов входит и прикрывает дверь, сбрасывает кроссовки и вешает куртку на крючок. А я так жадно наблюдаю за каждым его движением. Чувствую, как он прорастает в меня, вытесняя горечь, что осталась после ухода мужа. Как развеиваются слои усталости от одиночества. Наверное, это Провидение, что отцом моего ребёнка суждено стать именно ему.

— Ты так смотришь, — замечает он, повернувшись ко мне и натолкнувшись на мой взгляд.

— Тебе неприятно?

— Шутишь? — поднимает бровь, подходя ближе и мягко оттесняя меня к стене. — Ты же как магнит.

Мужские пальцы мягко скользят мне в волосы и нежно откидывают голову назад. Зернов снова целует меня, погружая в невесомую негу. Так трепетно и нежно, что мне кажется, я сейчас расплавлюсь как масло на солнышке.

И градус поцелуя растёт. Само так получается, непреднамеренно. В ноги идёт жар, а в груди становится щекотно. Дыхание углубляется, и не только моё.

— Надо тормозить, — Захар упирается своим лбом в мой. — Тебе нельзя, Вика.

— Помню, — шепчу в ответ. — А ты… тебе ведь можно.

От него исходит умопомрачительный запах. Такой мужской и манящий. С ума сойти.

Я веду носом по его шее, как раз там, где пульсирует жилка. Скольжу ладонями по груди и вниз, но он перехватывает мои запястья и мягко отстраняет.

— Сейчас это было бы жестоко с моей стороны. Подождём середины второго триместра.

— Звучит как обещание.

— Если будешь послушной девочкой, — улыбается.

Я тоже в ответ улыбаюсь. Мне нравится эта игра.

— Это предпочтение?

— Это мотивация, чтобы сейчас уколов не боялась.

— А ты умеешь мотивировать, Зернов.

Уже было сильно накалившаяся атмосфера, плавно и легко остывает. Без жестокого облома, но с мягким обещанием.

— Может, хоть поедим? — предлагаю, совершенно не желая, чтобы он сейчас ушёл.

— Давай. А потом к морю? Я сто лет не был на набережной. Сегодня не сильно ветрено.

— С удовольствием.

Когда я вообще последний раз гуляла у моря? Вижу его вдалеке из окна офиса, но вот так, чтобы под ногами да мелкие солёные брызги в лицо, уже и забыла.

Я быстро сотворяю съестное, а Захар сетует, что то, что так умопомрачительно пахло, когда он днём вернулся к себе в квартиру, там и осталось. Обещает, что обязательно попробует.

Мы едим, болтая обо всём на свете. От погоды до подозрительно притихшего в последние годы Йеллоустоуна. В воздухе витает что-то такое лёгкое, воздушное, вдохновляющее. Вот как в счастливых семьях перед новым годом.

Я одеваюсь теплее, и мы едем к морю. Даже не на набережную, а на пляж. Я думала, «Русалочка» сейчас тиха и безжизненна, но это не так. Даже сегодня, в разгар буднего дня народу тут достаточно. Свадебная фотосессия, группа мамочек с детишками, немолодая пара. И даже есть один купающийся экстремал. Некоторых даже начало декабря не смущает, по-видимому.

Галька тут мелкая, идти удобно, но я всё равно беру Захара под руку. Мне просто так хочется быть к нему как можно ближе.

Я прикрываю глаза и глубоко вдыхаю свежий морской воздух. Хочется облизать губы, чтобы понять, солёные они уже от мелких капелек, принесённых ветром, или ещё нет. Хочется и молчать, и болтать. Просто чувствовать.

У Захара снова звонит телефон. К этому придётся привыкнуть. Он врач, от этого никуда не деться, даже если и в отпуске.

— Мама, — как-то уж совсем обречённо выдаёт он, увидев контакт.

— Так ответь.

— Привет, мам, — Захар прикладывает телефон к уху, но я помню его маму. Скорее всего, тут и шумоизоляционная комната не поможет.

— Ты обалдел? — несётся зычный голос с того конца. — Тебя правда пузом заарканили?! Захарчик, скажи хотя бы, что ребёнок твой. Я всё понимаю, жизнь, но вот Анечка…

— Мама! — одёргивает её Зернов, глядя извиняющимся взглядом на меня.

Неприятно, конечно. Но мы не в ответе за эмоции наших близких.

— Сынок, ты у меня один. Я ж переживаю! Анютка…