Огаст хмурится, вытаскивая из шкафа упаковку клубничного печенья. Для бейгла нет времени.

– Правда? Странно.

– Да, похоже, у меня нет этой волшебной связи родственных душ, которая есть у тебя с ней, – говорит она. Сейчас дождливый пятничный полдень, и на ней ярко-желтый дождевик, как у девочки на упаковке соли «Мортон Солт».

– У нас нет волшебной связи родственных душ. Почему ты вообще так заинтересована в наших отношениях?

– Огаст, я очень тебя люблю и хочу, чтобы ты была счастлива, и я уверена, что вам с этой девушкой предначертано вселенной ласкать друг друга до самой смерти, – говорит она. – А если честно, я тут ради всей этой научной фантастики. Я живу в эпизоде «Секретных материалов» но в реальной жизни, понимаешь? Это самое интересное, что со мной случалось, а моя жизнь не была скучной. Поэтому можем мы уже идти, Скалли?

На залитой водой платформе Майла устремляется в поезд так быстро, что чуть не толкает Огаст в выходящую шаткой походкой старушку.

– До свидания, миссис Калдера! – кричит ей вслед Джейн. – Передавайте Пако от меня привет и скажите, что ему стоит готовиться к той контрольной по алгебре! – Она видит Огаст, и ее улыбка из дружелюбной превращается в нечто, что Огаст до сих пор не может идентифицировать. – О, привет, Огаст!

Майла бросается вперед, протягивая руку Джейн.

– Привет, вау, я Майла, большая фанатка. Обожаю то, что ты делаешь.

Джейн смущенно берет ее ладонь, и Огаст видит, как Майла составляет целый каталог научных наблюдений, пока они пожимают руки. Ей точно стоило толкнуть Майлу на рельсы, когда у нее был шанс.

– Можем мы, пожалуйста, сесть? – шипит Огаст, подталкивая ее к сиденью. Она вытаскивает печенье из кармана и передает его Джейн, которая тут же его открывает. – Эм, Джейн, это моя соседка, о которой я тебе рассказывала.

– Я до смерти хотела с тобой встретиться, – говорит Майла. – Мне пришлось подкупить Огаст чипсами. «Зэппс». Сладкий креольский лук.

Джейн поднимает взгляд от упаковки печенья, на которую она зверски напала.

– «Зэппс»?

– Это луизианский брэнд чипсов, – говорит ей Огаст. – Они офигенные. Я тебе принесу.

– Ого, – встревает Майла, – ты можешь есть?

– Майла!

– Что? Это нормальный вопрос!

Джейн смеется.

– Все в порядке. Да, я могу есть. И пить, хотя я сомневаюсь, что могу напиться. Я однажды нашла фляжку с виски, и от него не было никакого эффекта.

– Возможно, твоей первой ошибкой было пить из фляжки, которую ты нашла в метро, – предполагает Огаст.

Джейн закатывает глаза, все еще ухмыляясь.

– Слушай, – говорит она с полным ртом, – если бы я воротила нос от всего, что остается в метро, мне бы нечем было заняться.

– Стой, то есть, – говорит Майла, наклоняясь вперед и опираясь локтями о колени, – ты чувствуешь голод?

– Нет, – говорит Джейн. Она на секунду задумывается. – Я могу есть, но я сомневаюсь, что мне это необходимо.

– А… пищеварение?

– Майла, клянусь богом…

– Ничего не происходит, – говорит Джейн, пожимая плечами. – Это как…

– Анабиоз, – подсказывает Майла.

– Да, наверно.

– Ого, это потрясающе! – говорит Майла, и Огаст в ужасе, но не может притворяться, что не делает мысленных заметок, чтобы позже все записать. – И ты правда ничего не помнишь?

Джейн задумчиво хмурится, жуя печенье.

– Сейчас я помню больше. Это как бы похоже на… мышечную память. Мейнстримные вещи почему-то легче вспоминаются, чем личные вещи. И у меня с многими вещами есть ощущение, что я делала это раньше, но ничего конкретного я не помню. Например, я знаю кантонский диалект и английский, хотя не помню, как их выучила. Каждый день возвращается все больше воспоминаний.

– Ого. И…

– Майла, – говорит Огаст, – можно, пожалуйста, не обращаться с ней как с главным событием недели?