Еще одна станция - Кейси Маккуистон (2021)

Они едят и чокаются пластиковыми стаканами с вином, и Джейн расставляет вкусы печенья от худшего к лучшему, предсказуемо помещая самый сладкий (клубничный молочный коктейль) наверх. «Чи-Лайтс» напевают, и они кружат и кружат по городу в их хорошо изведанной петле. Огаст не может поверить, насколько тут стало комфортно. Она почти может забыть, где они находятся.

Огаст кажется, что, учитывая все вещи, свидание в три часа ночи в метро с девушкой, оторванной от реальности, проходит довольно хорошо. Они делают то, что делали всегда, – разговаривают. Это нравится Огаст больше всего – то, как они поглощают мысли, чувства и истории друг друга с таким же голодом, с каким едят бейглы, пельмени и печенье. Джейн рассказывает Огаст про тот раз, когда она выбила дверь, чтобы спасти несчастного ребенка, который оказался слишком крикливым котом, Огаст рассказывает Джейн про то, как ее мама два месяца обводила вокруг пальца бармена, чтобы получить доступ к кадровым документам бара. Они смеются. Огаст хохочет. Все в порядке.

– Мне кажется, это вино что-то делает, – говорит Джейн, изучая свой пластиковый стакан. Она на секунду дольше, чем нужно, глядит на Огаст поверх своих чипсов с легким румянцем на щеках. Иногда Огаст кажется, что Джейн похожа на акварельный рисунок, текучий и прекрасный, местами более темный, кровоточащий сквозь бумагу. Сейчас теплые тени ее глаз похожи на тяжелое движение вниз. Выступ ее подбородка – осторожный взмах руки.

– Да? – говорит Огаст. Она сравнивает в своей голове Джейн с картиной Ван Гога, так что вино явно действует на нее. – Это для тебя в новинку, да? Быть способной опьянеть?

– Да, – говорит Джейн. – Ха. Как насчет этого?

Кассета доигрывает, движение и дрожь поезда кажутся слишком тихими, растягиваясь между ними.

Вот оно, думает Огаст.

– Переверни кассету, – говорит она и встает на ноги.

– Что ты делаешь? – спрашивает Джейн.

– Мы сейчас будем на мосту, – говорит Огаст. – Мы проезжаем по мосту каждый божий день и никогда не наслаждаемся видом.

Она поворачивается к Джейн, которая сидит на одеяле и внимательно смотрит на Огаст. Огаст хочет сказать что-то прекрасное, глубокомысленное, сексуальное и классное, что-то, что заставит Джейн хотеть ее так же сильно, но, когда она открывает рот, выходит только:

– Иди сюда.

Джейн встает, и Огаст топчется на краю момента, пытаясь представить, как они выглядят, наблюдая друг за другом с расстояния трех метров на несущемся вперед поезде, пока мимо ее плеча проскальзывают статуя Свободы, Бруклинский мост, блестящий горизонт и его дрожащее отражение в воде, свет, мерцающий над ними сквозь балки моста. Джону Кьюсаку и Айони Скай до такого далеко.

А потом Джейн смотрит прямо на Огаст, скрещивает руки на груди и говорит:

– Какого хрена, Огаст?

Огаст мысленно прокручивает план на сегодня – нет, в него это точно не входит.

– Что?

– Я больше так не могу, – говорит Джейн. Она устремляется к Огаст, топая кедами по полу вагона. Она взбешена. Брови нахмурены, глаза сверкающие и злые. Огаст всеми силами пытается понять, где она так быстро облажалась.

– Ты… что ты больше не можешь?

– Огаст, – говорит Джейн, стоя прямо перед ней. – Это свидание? Я сейчас на свидании?

Мать твою. Огаст прислоняется к двери, думая, как увильнуть.

– Ты хочешь, чтобы это было свиданием?

– Нет, – говорит Джейн, – ты сама мне скажи, потому что я месяцами подкатывала к тебе всеми известными мне способами, и я не могу тебя понять, ты продолжала говорить, что целовалась со мной только в исследовательских целях, а потом ты перестала со мной целоваться, но потом опять со мной поцеловалась, и сейчас ты стоишь тут, выглядя вот так в гребаных чулках, и приносишь мне вино, и заставляешь чувствовать меня то, что я даже не думала что вспомню, как это чувствовать, и я съезжаю с чертовых катушек…