Идти туда,где ты - Марина Светлая (2020)

Когда-то давно думал, что если бы вернуть все назад, если бы она была жива, то он чувствовал бы себя освободившимся. Хотя бы потому, что имел бы возможность сказать ей то, что мучило его столько лет. Оказалось, заблуждался. Она жива. Но он по-прежнему ничего не может – даже заставить ее слышать.

Если бы это хоть немного походило на нарыв, он бы даже радовался. За дренажем при соответствующем уходе следует полное исцеление. Нет, у него будто ноги или руки не было. Фантомные боли. Инвалидность на всю жизнь.

Дверь открыла Василиса Сергеевна.

- Я трезвый! – рыкнул ей с порога Макаров.

- В это время суток вы редко бываете нетрезвым, Илья Евгеньевич, - отозвалась домработница, закрывая за ним дверь. – Вот если бы вы вернулись под утро…

Илья кивнул и разулся. Сразу направился в гостиную, взял со стола стакан и придвинул графин. И только потом проговорил вошедшей следом женщине:

- Это я к тому, Васенька, что так и можете передать Валентине Павловне. Илья Евгеньевич в полном порядке…

- Я совершенно не понимаю, о чем вы говорите, - с чувством королевского достоинства сказала Василиса. – Ужин подавать?

Илья устало вздохнул, провел ладонью по волосам и мрачно кивнул.

- Нет, я ужинал в офисе, - глухо произнес он. – Извините.

- Есть компот, ваш любимый, - не унималась домработница.

- Терновый?

Василиса кивнула.

- Холодный!

- Умеете вы соблазнять, - мрачно заметил Макаров. – Давайте.

Домработница довольно удалилась на кухню и вернулась через пять минут с подносом, на котором на кружевной салфетке в самом центре стоял кувшин с компотом и высокий стакан с гранями, закрученными по спирали.

- Дальше я сам, - буркнул Илья.

Он все еще стоял посреди гостиной, так и не присев. Когда Василиса оставила его одного, судорожно перевел дыхание, плеснул напитка в стакан, но вместо того, чтобы пить, поплелся в свою комнату, наверх. И каждый шаг по лестнице давался ему так тяжело, как если бы к ногам привязали гири. Он давно не чувствовал себя таким изможденным. Мучился каждую минуту, каждую секунду… и не знал, как излечиться.

Вошел в комнату. На кровати свернулся калачиком сонный Францевич. Его сопение успокаивающе в кои-то веки не действовало. Напротив – оно вызывало волнами накатывавшие воспоминания. Горячие, болезненные, заставляющие горло сжиматься в спазмах. Если бы он не знал, что это такое, наверное, было бы страшно. Тоже своего рода фантомная боль.

Макаров сдернул душивший его галстук и бросил прочь. Еще один предмет сковывавший все вокруг.

Алиса приехала. Спустя двенадцать лет Алиса приехала с того света – просто лифтом поднявшись на его этаж. И она была чужой. Вела себя, как чужая. Даже смотрела на него, как женщина, которой до него дела нет. Они будто разговаривали на разных языках. Раньше ему казалось, что понимали друг друга без слов – теперь просто разучились говорить. Он был пауком в стеклянной бутылке. И как бы он ни кричал, она не могла его слышать.

Чего еще ждать после стольких лет? Друзьями, как с Мышью, они никогда не станут. Черт подери, Алиса никогда не будет нужна ему в качестве друга! Какая дружба между ними после всего?

Макаров медленно подошел к большому комоду возле окна. Старинная дубовая махина, произведенная в Тифлисе, найденная среди рухляди на блошином рынке и собственноручно приведенная в божеский вид, заменяла ему и письменный стол, и сейф, и даже аптечку. Он помнил, как купил его в первый месяц по возвращении из Мюнхена.

Тогда шел дождь. Противный, мерзкий. И это чудо с резной поверхностью, покрытое многими слоями грязи и отвратительно дешевой, лущившейся и вздувающейся белой краски, просто стояло на улице, ничем не защищенное, никому не нужное. Макаров налетел тогда на «антикварщика», как полубезумный, спрашивая, за сколько тот отдаст, и как можно забрать. Отдали за бесценок. Забирал сам.