Идти туда,где ты - Марина Светлая (2020)

И только потом вспомнил: а не может быть никакой подушки. Он ее выбросил на балкон, проветриваться, чтобы больше не пахла Алькой. Это имя тошнотой подкатило к глотке, но Макаров подавил спазм.

В голове гудело похмелье, и он едва понимал, какое теперь время суток. В комнате было темно и тихо. Францевич переселился на кухню, потому что здесь стало невозможно жить. И его урчания с любимого кресла в комнате не звучало. Илья остался один.

Медленно встал, неровной походкой прошел к балконной двери и дернул ее на себя, впуская воздух. Жадно глотал его ртом и не мог надышаться. Что-то держало, стягивало горло. Мешало. И дыхание его было сбивчивым, шумным, похожим на собачий скулеж. Становилось холодно, а он так и стоял, вцепившись в дверь, и не чувствовал в себе сил двинуться с места. Пытался определить, какой теперь день. Не помнил. Все они слились для него в сплошной поток времени. Он никогда в жизни столько не пил. И знал, что не остановится, потому что останавливаться не хотел. Не мог. Загонял себя в пропасть, как дикого зверя в сеть. И пил, пил, пил.

Тошнота снова прокатилась по пищеводу. Мотнул головой и все-таки отлепился от двери. Вернулся в постель. Лег. Наверное, надеялся уснуть. Без особой веры в то, что это получится, потому что на сон тоже нужны силы, а у него их не было. Была только боль, которая постоянно возвращалась мучительными жестокими толчками – в голове, в груди, во всем теле.

Время. Чертово время, которого прошло столько, что он запутался.

Потянулся к телефону на тумбочке. Ярким огоньком зажегся дисплей. И высветил пропущенный вызов. Алиса. Илья зло хохотнул. Второй раз уже. Никак не отстанет. Звонит. Теребит. Дергает. Будто не понимает, что ему больно. Будто нарочно ковыряет даже не начавшую затягиваться рану, ожидая, когда кровь хлынет. Будто бы хочет знать, сколько в нем помещается крови.

Швырнул телефон в сторону. Тот ударился о стену и развалился – тушка, крышка, батарея.

Дурак. А который час так и не посмотрел.

Илья поднялся с постели. Поплелся было в душ, но и туда не дошел. Облегчился, сполоснул лицо. Явился на кухню. Кот жалобно мяукнул из-под стола, а Макаров задумался, когда в последний раз давал ему пожрать. Не вспомнил. Полез за кошачьими консервами, а под руку попался стакан с недопитым накануне коньяком. Чем не повод дожать? Может, хоть голова меньше болеть станет?

Коньяк обжег горло и покатился вниз по пищеводу в желудок. Кстати, сколько не ел сам, не помнил тоже. Видимо, решил составить Францевичу компанию и сдохнуть рядом.

В кухне тоже было душно. Но зато он точно понял, что все-таки уже совсем утро. Шторы здесь никто так и не задернул. За окном серело. Еще один день, которым он счета не знал. Какая разница сколько прошло? Нет, время отмерялось не часами, не сутками. Время отмерялось ударами сердца, мучительным стуком в висках, тошнотой, то и дело заставлявшей его корчиться в спазмах. И болью, которая не желала отступать.

Альки больше не будет.

Она его предала, и ее больше не будет.

Макаров резко вздрогнул и схватил со стола начатую бутылку коньяка. Знал, что той надолго не хватит. Знал, что придется спускаться и покупать еще. Но то пофиг. То потом. Сейчас нужно все заглушить, чтобы снова провалиться в черную яму без дна, надеясь, что хоть там станет немного легче. Когда ничего не чувствуешь – должно же быть легче?

В следующий раз он пришел в себя от звонка в дверь.

Тот звучал отчетливо, уверенно и явно не первый раз.

«Алька?» - полыхнуло в голове. И тут же погасло. Если она могла звонить, то почему бы не заявиться? Чтобы продолжать мучить.

Макаров поднялся со стула, едва не придавил кота и, шатаясь, направился открывать.

На пороге оказался Веник.

Бесстрастно осмотрев Илью с головы до ног, ввалился в квартиру и закрыл за собой дверь.

- Проходи, - пробормотал Макаров, глядя мимо нежданного гостя.