Зов предков - Даниэла Стил (2019)

Так прошел час, и некоторые пассажиры, ощутив первые признаки морской болезни, разошлись по каютам, но Вачиви продолжала стоять на палубе, крепко держась за фальшборт. Когда Жан спросил, как она себя чувствует, Вачиви знаками (подходящих слов она еще не знала) объяснила, что ей нравится, как качается на волнах «большая пиро́га». Рассмеявшись, Жан сказал ей, как выразить эту мысль по-французски, и Вачиви несколько раз повторила его слова, чтобы лучше запомнить. Ветер развевал ее длинные черные волосы, рвал теплый платок, который она набросила на плечи, но в глазах девушки Жан видел спокойствие и какую-то дикую свободу. Должно быть, плавание на паруснике по безбрежному океану напомнило ей неистовую скачку по ее родным прериям. Казалось даже – Вачиви нисколько не беспокоит, что с каждым часом ее родной дом оказывается все дальше и что «большая пирога» везет ее в далекую чужую страну. Она любила Жана и полностью ему доверяла; куда бы он ни направился, Вачиви готова была идти с ним до конца. Он обещал, что у него на родине они будут счастливы, и девушка с нетерпением ждала, когда же они наконец пересекут Большую Воду и окажутся в краю, который станет для них домом.

Жан тоже думал о том, что ждет их впереди. Глядя на Вачиви, он решил, что непременно купит ей несколько лошадей, которых можно будет разместить в конюшнях при замке. Она была превосходной наездницей, и, конечно, возможность скакать на лучших лошадях должна была уменьшить ее тоску по родине. К тому же Жан надеялся, что ее умение сидеть в седле произведет впечатление на Тристана, который и сам прекрасно ездил, и еще больше расположит его к Вачиви.

К вечеру качка усилилась, но на Вачиви это нисколько не отразилось; она была словно рождена для моря, и Жан вздохнул с облегчением. Если бы она оказалась подвержена морской болезни, путешествие могло оказаться для обоих серьезным испытанием. После скромного ужина в тесной кают-компании они отправились к себе в каюту, и Вачиви сказала, что чувствует себя на подвесной койке, как в колыбели. И действительно, оба довольно скоро уснули, убаюканные мерным покачиванием скрипучего судна.

На следующий день после завтрака Жан и Вачиви снова поднялись на палубу. Большинство пассажиров оказались не в состоянии покинуть каюты. Найдя на палубе защищенное от ветра место, они сели в легкие плетеные кресла. Жан читал вслух, а Вачиви вышивала для него рубашку, покрывая ее затейливыми узорами, которые сама придумывала. Цветные нитки и понравившийся Вачиви стеклярус, чем-то похожий на индейские бусины, они купили в Новом Орлеане, и сейчас она жалела только о том, что у нее нет игл дикобраза, чтобы украсить ими вышивку. Про себя Вачиви уже решила, что спорет несколько штук со своего любимого платья, которое, заботливо упакованное, ехало с ними в одном из сундуков. Эту рубашку она готовила Жану на свадьбу, и когда она сказала ему об этом, он улыбнулся в ответ. В эти минуты Жан чувствовал себя самым счастливым человеком на свете.

«Марибель» находилась в море уже третью неделю, когда Жан начал испытывать легкое недомогание. У него болело горло и кружилась голова, поэтому он отсиживался в каюте, а Вачиви, которая по-прежнему чувствовала себя превосходно, носила ему с камбуза горячий чай. Она очень жалела, что у нее нет с собой целебных трав, которые могли бы ему помочь, а взять их ей было неоткуда.