Закон Моисея - Эми Хармон

Я попытался улыбнуться, но вышло как-то натянуто, и попросил ее подождать, в то время как сам положил пирожные на кухонный стол и вернулся к ней на крыльцо. Хотел бы я знать правильные слова, чтобы заставить ее остаться.

— Не я испекла их. Я о брауни. Повар из меня ужасный. Единственный раз, когда я попыталась испечь брауни, Илай надкусил его и все выплюнул. А он ел жуков. Я была уверена, что пирожные получились не так уж плохо, пока сама не попробовала. Они были отвратительными. Мы стали называть их «фрауни» вместо «брауни» и скормили козам. Чудо, что Илай выжил после такого (прим. пер. — игра слов от англ. frown — морщиться)

Она резко замолчала с шокированным выражением на лице. Я хотел обнять ее и успокоить, сказать, что все хорошо. Но это было не так, потому что Илая не было в живых.

Джорджия спустилась по лестнице и постаралась взять себя в руки, бодро улыбаясь.

— Но не беспокойся. Я принесла те брауни от Свэти Бетти. Она готовит лучшую выпечку во всем штате Юта.

Я не помнил никого по имени Свэти Бетти, и у меня были сомнения, что с таким именем, как Свэти Бетти, пирожные вышли бы на вкус лучше, чем фрауни Джорджии. По правде говоря, я был более чем уверен, что позволил бы Тэгу съесть их все.

— Ты должна попробовать снова как-нибудь, — предложил я, в то время как она развернулась, чтобы уйти. Я говорил о ее фрауни, но на самом деле имел в виду совсем другое. И, возможно, она это знала, потому что просто махнула рукой, не замедляя шаг.

— Спокойно ночи, вонючка Стьюи, — крикнул я ей вслед.

— Что ты сказал? — ее голос был резким, она остановилась, но не обернулась.

— Я сказал спокойной ночи, вонючка Стьюи. Теперь ты говоришь «спокойной ночи, жадина Бейтс».

Я услышал, как она ахнула, а затем повернулась в мою сторону, прижимая пальцы к губам, чтобы скрыть то, как они дрожали.

— Он продолжает показывать мне, как ты целуешь его перед сном. Всегда одно и то же.

Я ждал.

— Он показывает тебе… это? — она прерывисто прошептала.

Я кивнул.

— Это из его книги. Он… он любил эту книгу. Очень сильно. Я читала ее, наверное, тысячу раз. Я обожала эту книгу, когда была маленькой, и она называлась «Калико, чудо-лошадь».

— Он назвал свою лошадь…

— Калико. В честь лошади из книги, да, — закончила Джорджия.

Она выглядела так, будто вот-вот упадет в обморок. Я подошел к ней, взял за руку и осторожно подвел ее обратно к лестнице. Она позволила мне это и не отпрянула, когда я сел рядом с ней.

— И кто же этот вонючка Стьюи? — я осторожно подтолкнул ее к разговору.

— Вонючка Стьюи, жадина Бейтс, подлец Скитер, грубиян Боунс, хитрюга Пьезон. В этой книге все они были Головорезами.

Джорджия произнесла «Пьезон» с выговором, как у Моряка Попая15, и это невольно заставило меня улыбнуться. Она улыбнулась в ответ, но было очевидно, сколько горя и печали вызывали эти воспоминания, и ее улыбка спала, словно ту смыло потоком воды

— Если они были плохими парнями, тогда кто был хорошими? — спросил я, пытаясь снова вытянуть из нее ответы.

— Они не были плохими парнями, они были Головорезами. Так называлась их банда. Вонючка Стьюи и Головорезы.

— И никакой ложной рекламы.

Джорджия захихикала, и потрясение, которое отразилось на ее лице после того, как я назвал ее вонючка Стьюи, немного отступило.

— Никакой. Просто и однозначно. Точно знаешь, что получаешь.

Я задался вопросом, был ли какой-то скрытый смысл в ее высказывании, и стал ждать, что она прояснит мне это.

— Ты изменился, Моисей, — прошептала она.

— Как и ты.

Она вздрогнула, но затем кивнула.

— Так и есть. Иногда я скучаю по старой Джорджии. Но для того, чтобы вернуть ее, я должна была бы вычеркнуть Илая из своей жизни. А я ни за что не променяла бы Илая на старую Джорджию.