Закон Моисея - Эми Хармон

Возвращение родителей домой и резкое изменение отношений между мной и Моисеем взволновали и выбели меня из колеи. Я хотела быть с Моисеем. Вот и все. И я была более чем уверена, что он тоже этого хотел. Но так же, как и семь лет назад, Моисей и я мчались вперед со скоростью света, перейдя за несколько дней от прощения к желанию быть вместе навечно. Тем не менее, я не могла поступить так снова. Мой отец был прав, ведь я стала женщиной, матерью и должна соответствовать. Я больше не могла вести себя подобным образом, поэтому пожелала Моисею спокойной ночи и рано ушла домой, как подобает хорошей воспитанной девушке. Но от этого я не испытала ни капли радости. Несомненно, пришло время съезжать от мамы с папой.

Я бежала во всю прыть. В каждой ладони у меня было по маленькому карманному фонарику, свет от которых прыгал туда-сюда из-за ритмичного движения рук. Моим родителям не нравилось, что я бегала в одиночестве, но я была уже достаточно взрослой, чтобы не спрашивать у них разрешения потренироваться. Единственную опасность среди полей могли представлять скунсы, бродячие койоты да изредка встречающиеся гремучие змеи. Однажды мне даже пришлось одну перепрыгнуть, но она была мертва. Правда я не знала об этом, пока не заметила ее на том же самом месте на следующий вечер. Скунсы не представляли смертельной опасности, а койоты меня боялись, поэтому, кроме змей, меня ничего больше не беспокоило.

Луна была довольно полной, поэтому в фонариках не было особой необходимости. Пробежав три мили из своих пяти, я приблизилась к старой мельнице, окутанной мягким белым светом, и это зрелище заставило меня взглянуть на знакомое место новым взглядом. Старая мельница выглядела точно такой же, как и раньше. Мне стало интересно, почему Джереми Андерсон нанял Моисея вычистить ее и снести старые перегородки, если после этого ничего не собирался с ней делать. Окна все так же были заколочены, а сорняки стали выше. Но место не выглядело таким, словно за семь лет его забросили. Кто-то за ним все-таки приглядывал.

Всякий раз, пробегая мимо, я вспоминала вечер в канун Дня благодарения семилетней давности, вечер, когда я ждала Моисея снаружи, а потом струсила и оставила ему записку. Но я никогда не останавливалась возле этого места и игнорировала чувство утраты и тоски. Но теперь, когда Моисей вернулся и снова появился на горизонте, я поймала себя на том, что на мгновение остановилась отдышаться вместо того, чтобы как обычно пронестись мимо. С тех пор, как неделю назад на стене в доме Кейтлин я увидела изображение лица, проглядывающее из-под облупившейся краски, я все время думала о стенах старой мельницы и о рисунках Моисея. Что-то не давало мне покоя. Я не знала, сохранились ли они еще. Все это великолепие было скрыто внутри темного пыльного здания с заколоченными окнами, и никто не смог бы увидеть его. Но однажды кто-то все-таки захотел бы взглянуть на эти рисунки. И если говорить обо мне, то это однажды для меня наступило в тот самый момент. Я выбрала тропинку, что тянулась через старую парковку к задней двери, которой обычно пользовался Моисей, и которая, скорей всего, была надежно заперта.

Я проверила заднюю служебную дверь, и она была закрыта, как я и предполагала. Как и в ту самую ночь. Но когда я провела рукой над дверной коробкой, то оказалось, что ключ лежал именно там, где Моисей всегда оставлял его, закончив свою работу. Не поверив своим глазам, я осторожно подхватила его пальцами, а затем просунула в замочную скважину над дверной ручкой и провернула, по-прежнему не веря в то, что он действительно открыл дверь. Она отворилась с визгом уставших ржавых петель, но я, не раздумывая, шагнула внутрь. Не знаю, почему я не смогла пройти мимо. Просто не могла. Я находилась там, с фонариками в руках и с намерением кое на что взглянуть.