Закон Моисея - Эми Хармон

— С этим домом все в порядке, Джорджия, — произнес он в конце концов. — В этом все дело? Он не доставляет никак неприятностей. Не место приносит проблемы. Их приносят люди. Я, — произнес он смиренным голосом, и я бросила на него такой же смиренный взгляд.

— Нет. Это не так, Моисей. Мне не нужен твой дом. Мне нужен ты.

29 глава

Моисей

Я оставил ее в ванной комнате, из-под закрытой двери которой просачивались тепло и благоухание. Я слышал тихое шуршание и всплески воды, когда Джорджия двигалась, и осознал, что держу в руках кисточку для рисования, пристально вглядываясь в темноту через окно своей старой комнаты. Я обратил внимание, что в окнах дома Джорджии все еще горел свет, и надеялся, что ее родители не мечутся в панике из-за того, что она находилась рядом со мной. Какой-то фургон стоял с незаглушенным двигателем на углу между нашими домами. Большой дизельный фургон, похожий на тот, который водит Терренс Андерсон, судя по описанию Джорджии. Эта мысль вызвала во мне тот же тошнотворный ужас, который я испытал, когда она мне рассказывала, как ползла по грязному полу, старясь, чтобы он ее не заметил.

Пока я наблюдал, фургон сорвался с места и неторопливо двинулся вниз по дороге, повернув в следующем квартале, где я уже не мог его видеть. Даже несмотря на появление Терренса Андерсона, разумом я полностью находился рядом с Джорджией по другую сторону стены. Я представлял волосы, зачесанные на макушку, длинные руки и ноги, распростертые на белом фарфоре ванной, темные ресницы, слегка приоткрытые пухлые губы, но я подавил в себе порыв начать рисовать каждую мельчайшую деталь, которую мой разум с готовностью предоставил. Если уж Вермеер смог найти красоту в трещинах и пятнах, то я мог только представить, что создам, глядя на поры ее кожи.

Если бы я только знал, как сделать Джорджию частью своей жизни, или как стать частью ее жизни, может, тогда тревога, которую я чувствовал, отступила бы. Меня всегда нелегко было любить. Некоторые краски перекрывают все остальные, а некоторые просто не смешиваются.

Но я хотел попытаться. Я так сильно хотел попытаться, что у меня затряслись руки, и кисточка выпала из пальцев. Я подхватил ее и подошел к установленному в углу мольберту. Холст взывал ко мне, и я начал смешивать немного одной краски, немного другой. Что я говорил Джорджии так много лет назад? Какие цвета я бы использовал, чтобы нарисовать ее? Светло-оранжевый, золотистый, розовый, белый. Маленькие тюбики, которые я купил оптом, были подписаны причудливыми названиями, но я помнил наизусть цвет краски в каждом из них.

Широкий мазок кисти создал линию ее шеи на холсте передо мной, маленькие извилистые полосы спускались вниз, создавая изгиб тонкой спины, и появился бледный завиток пряди на золотистой коже. Но я придал больше цвета ее образу, добавляя розовые, голубые и коралловые пятна, которые были похожи на лепестки в ее волосах.

Я почувствовал, как Джорджия подошла ко мне сзади, и остановился, вдыхая ее запах, прежде чем повернуть голову и взглянуть на нее. Она снова надела свои тренировочные шорты, вместо пыльной толстовки на ней был тонкий белый топ, а ноги остались босыми.

— Я хотел нарисовать тебя, — промолвил я с целью объясниться.

— Зачем?

— Потому что, потому что, — я спешно искал причину, только чтобы Джорджия не стояла неподвижно, а я бы на нее не пялился. — Потому что Илай хочет, чтобы я тебя нарисовал.

Это была не совсем ложь.

— Правда? — ее голос прозвучал слабо, и она взглянула на меня почти застенчиво.

Было странно видеть ее такой смущенной.

— Я помню, ты хотела, чтобы я нарисовал тебя. Раньше.

— Я хотела много чего, Моисей.

— Я знаю.

Я был решительно настроен дать ей то, что она хотела. Все и вся, что было в моих силах.

— Илаю нравилось рисовать?

Я никогда не спрашивал у нее, походил ли он хоть чем-нибудь на меня. Я надеялся, что нет.