Закон Моисея - Эми Хармон

Мы с Джорджией проговорили несколько часов, лежа в темноте моей комнаты и наблюдая за тем, как лунный свет проливался на схематичные рисунки, которые она оставила на стене. Казалось, Джорджия была благодарна, что у меня рука не поднялась закрасить его, и что я пообещал утром нарисовать следующую главу той истории. Она положила голову мне на плечо. Я касался, но не соблазняя, целовал, но не вкушая поцелуй, держал в руках, не овладевая, вот так мы провели нашу первую ночь вместе после семи лет разлуки, и это существенно отличалось от того, что было в прошлом. Может, из-за нашего стремления сделать все правильно или нежелания повторять ошибки прошлого. И, возможно, из-за понимания, что даже если мы не могли видеть его, Илай находился рядом. Что касалось меня, то я постоянно чувствовал его присутствие. И на тот момент этого было достаточно, чтобы просто держать Джорджию в объятиях, подавив полыхающий внутри меня пожар.

Когда после полуночи прошел час, а затем и второй, и я упомянул о том, чтобы проводить ее домой. Джорджия только обняла меня за талию и положила голову мне на грудь, что определенно означало «нет». А я особо и не спорил. Наоборот, я погладил ее по волосам и почувствовал, как Джорджия засыпает, оставляя меня наедине со своими мыслями и страхами, которые лишь углублялись с каждым часом. Мне было интересно, что если то, как я чувствовал себя, было просто побочным эффектом любви. Теперь я обрел ее, я осознал, что нуждался в ней, и я боялся потерять ее.

На рассвете я выполз из кровати и, натянув ботинки и куртку, направился из комнаты, планируя уйти не дальше задней двери. Мне было необходимо закончить начатое, и если действительно на горизонт надвигался снег, то я хотел все завершить в ближайшее время. Когда я покидал комнату, то мельком увидел рисунок, который начал предыдущей ночью — изображение Джорджии со стороны изящной спины и моей головы, склоненной над ней. Я был готов сделать больше. Был готов украсить стены нашими рисунками, лишь бы убедить себя в том, что Джорджия принадлежит мне, а я ей. И, может быть, тогда я бы избавился от чувства страха.

Утро выдалось холодное. Холоднее, чем предыдущее, и я обдумывал, не вернуться ли внутрь за перчатками. Но я думал слишком долго, а мои руки уже на два шага опережали голову. Я работал быстро, чтобы не замерзнуть. Меня окутывал пар от дыхания, когда я приступил к работе на веранде. Выравнивать все шероховатости странным образом оказывало на меня терапевтический эффект. Выглянуло солнце, не принося с собой тепла.

Оно взошло над холмами на востоке, и его лучи крадучись двигались по темной долине, заставляя меня оторвать взгляд от веранды, чтобы понаблюдать за его восхождением. С опозданием раздался крик петуха, вызывая у меня смех своими никудышными усилиями. Я услышал фырканье лошадей в ответ на кукареканье и оглядел поле, заметив лошадей Джорджии, скопившихся неподалеку. Калико отделилась от остальных и снова тихонько заржала, покачивая головой и вытягивая ноги, словно знала, что я наблюдаю за ней. Она побежала галопом через поле, затем развернулась и поскакала обратно, встряхивая гривой, словно с благодарностью приветствуя рассвет. Сакетт присоединился к ней, гоняясь по пятам и игриво подталкивая ее, и я улыбнулся, когда вспомнил, как однажды сравнил эту пегую лошадь с Джорджией. Несколько минут я наблюдал за тем, как они резвятся, прежде чем мой взгляд приковало нечто, на что я раньше не обращал внимания. Возможно, это случилось из-за того, что все мое внимание всегда было сосредоточено на Джорджии, пока она работала с лошадьми, или из-за того, что единственный раз, когда я оказался в непосредственной близости к Калико, она стояла позади моей спины. На бедре Калико стояло клеймо, и оно отличалось от клейма Сакетта.