Закон Моисея - Эми Хармон

Там было светло, и я чувствовал себя в безопасности и прекрасно осознавал, кем я был и где находился. Илай стоял рядом, держа меня за руку. Там были и другие, которые стали приближаться ко мне. Сомневаюсь, что смог бы нарисовать их всех, если бы мне пришлось. Но, возможно, краска лучше слов отразила бы то место. Однако даже несмотря на бурную деятельность и постоянное свечение вокруг меня, все мое внимание было приковано к Илаю. Он приподнял подбородок и стал рассматривать меня, изучая мое лицо, а затем улыбнулся.

— Ты мой папа, — его голос был звонким и мелодичным, хотя теперь его было легче расслышать, он стал почти кристально чистым, я узнал его из воспоминаний, которыми Илай делился со мной.

— Да, — кивнул я, глядя на него сверху вниз. — Это я. А ты мой сын.

— Я — Илай. И ты меня любишь.

— Люблю.

— Я тоже тебя люблю. А еще ты любишь мою маму.

— Да, — прошептал я, всей душой желая, чтобы Джорджия была там с нами. — Мне ненавистна мысль о том, что она сейчас осталась одна.

— Она не будет одинокой навечно. Все пролетает так быстро, — осторожно, даже деликатно заметил Илай.

— Как ты думаешь, она знает, как сильно я люблю ее?

— Ты подарил ей цветы и извинился.

— Да.

— Ты целовал ее.

Я смог только кивнуть.

— Ты делал для нее рисунки и обнимал, когда она плакала.

— Да, — прошептал я.

— А еще смеялся вместе с ней.

Я снова кивнул.

— Все это и есть способ сказать, что ты любишь.

— Неужели?

Илай выразительно кивнул. На мгновение он затих, словно о чем-то размышляя, а затем заговорил снова.

— Иногда ты можешь выбрать.

— Что? — спросил я.

— Иногда ты можешь выбрать. Большинство людей выбирают остаться. Здесь очень красиво.

— И ты выбрал остаться?

Илай покачал головой.

— Иногда ты можешь выбирать, иногда — нет.

Я ждал, жадно впиваясь в него взором. Он выглядел так ясно, так отчетливо, был таким настоящим и прекрасным, что я захотел прижать его к себе и никогда не отпускать.

— Кто-нибудь пришел за тобой, когда ты умер, Илай? — произнес я чуть ли не с мольбой в голосе, мне нужно было это знать.

— Да. Джиджи. И бабушка тоже.

— Бабушка?

— Твоя мама, глупенький.

Я широко улыбнулся, потому что он напомнил мне Джорджию, но улыбка исчезла практически сразу.

— Не знал, что моя мама будет здесь. Она была не очень хорошим человеком, — ответил я тихо. Меня удивило, что он зовет ее бабушкой, словно она выполняла эту роль так же хорошо, как делала Джиджи по отношению ко мне.

— Некоторые люди хотят быть плохими. Некоторые — нет. Бабушка не хотела быть плохой.

Это была настолько фундаментальная идея, высказанная с такой детской непосредственной мудростью и с таким простым пониманием добра и зла, что я не знал, как отреагировать, кроме как спросить:

— Можно я обниму тебя, Илай?

Он улыбнулся и тут же оказался в моих объятиях, обняв меня за шею. Я прижался головой к его кудряшкам и почувствовал, как темные шелковистые пряди щекотали мой нос. Илай пах детской присыпкой, недавно скошенной соломой и свежевыстиранным бельем. Я уловил легкий аромат духов Джорджии, словно она так же, как и я, крепко обняла Илая прямо перед тем, как он покинул ее, захватив с собой частичку нее. Он был таким теплым, и щекотал меня завитушками волос, когда прижался своей мягкой щекой к моей.

Когда нам снится сон, мы не знаем, что спим. В наших снах наши тела имеют массу, мы осязаем, целуем, бежим, чувствуем. Наши мысли каким-то образом создают реальность. И здесь было что-то вроде этого. Я знал, что у меня не было тела так же, как и у Илая. Но это не имело значения. Я мог прикоснуться к Илаю, держать его в объятиях. Я обнимал своего сына. И я не хотел никогда покидать его.