Закон Моисея - Эми Хармон

Сказать, что я была смущена и сбита с толку, это еще мягко сказано. Когда я появилась, чтобы помочь ему, одетая в поношенные джинсы и майку, которая выдержала тысячу стирок, он лишь раз взглянул на меня и вернулся к своему списку правил, что было небольшой крайностью, учитывая, что мы всего лишь красили конюшню. После того, как он закончил составлять исчерпывающий список инструкций и параметров, я шумно вздохнула и подняла свою кисть, лишь для того, чтобы он забрал ее из моих рук и просто повторил то, что я только что сделала.

Когда я запротестовала, он перебил меня.

— Мое место работы — мои правила.

— То есть тут твои правила. Твои законы?

— Да. Закон Моисея, — самодовольно улыбнулся он.

— Я считала, что Закон Моисея — это десять заповедей.

— Не знаю, наберется ли у меня так много.

— Ну, тогда это штат Джорджии. И в Джорджии у нас совсем другие законы.

Поэтому, когда ты находишься в Джорджии …

— Когда я нахожусь в Джорджии? — спросил он так тихо, что я чуть не пропустила это мимо ушей.

Я покрылась румянцем, поняв двусмысленность сказанной мной фразы. Но будучи человеком, который никогда не отступает, я разбушевалась.

— Ха. Размечтался.

Я попыталась продолжить красить, но он оттолкнул меня от банки с краской.

— Ты просто крутишься вокруг меня, потому что любишь нарушать правила. И не думай, будто я не знаю, что у твоих родителей есть несколько правил, когда дело касается нас. Ты сводишь их с ума, находясь рядом со мной. Особенно свою маму. Она боится меня.

Что ж, это была правда. А он не был глупым. И это было определенно привлекательно. Но когда он терял контроль над собой, рисуя как одержимый, создавая невероятные вещи, которые появлялись откуда-то из глубин этих янтарно-зеленых глаз, к которым я не могла подобраться достаточно близко, я хотела, чтобы он нарисовал меня. Я хотела стоять прямо перед ним и позволять облачать меня в краски, быть одним из его творений. Хотела быть частью его мира. Хотела соответствовать. Это было иронично, впервые в жизни, но если гармонировать означило поглощать его мысли, засесть у него в голове, тогда я хотела такой гармонии. Может, потому что мне было семнадцать, может, это была первая любовь или первая страсть. Или это просто был жар. Но я отчаянно хотела его, и это снедало меня. За всю свою жизнь я не хотела ничего так сильно. И даже представить бы не смогла, что когда-либо захочу что-то с такой же силой.

— Почему я тебе нравлюсь, Моисей? — раздраженно спросила я, уперев руки в бока.

Я устала от того, что он все время отталкивал меня, от незнания, что он хочет на самом деле.

— Кто это сказал? — ответил он тихо, посмотрев на меня.

Его слова осадили меня, но глаза, наоборот, давали надежду. И они говорили, что я ему нравлюсь.

— Это один из твоих законов? Не испытывай симпатий к Джорджии?

— Не-а. Это — не окажись вздернутым.

От его слов мне стало плохо.

— Вздернутым? Ты говоришь о линчевании? Это ужасно, Моисей. Может, мы и говорим, как деревенщины. Я могу сказать «увидала» вместо «увидела», путать слова. Может, мы и жители маленького городка с соответствующей манерой поведения, но ты можешь быть черным или любого другого цвета, и никому здесь нет до этого дела. Сейчас не шестидесятые, и мы уж точно не на Юге.

— Но это Джорджия, — тихо ответил он, обыгрывая мое имя, как до этого делала я. — А ты сочный джорджийский персик с ворсистой розовой кожицей, который я не надкушу.

Я пожала плечами. Он кусался, и это было проблемой. Его слова вызывали желание наклониться и вцепиться зубами в его левое мускулистое плечо и тоже укусить его. Я хотела укусить его так сильно, чтобы выразить все свое чувство разочарования, но при этом достаточно нежно, чтобы он позволил мне сделать это снова.

— Что еще? Какие у тебя законы?

— Рисуй.

— Хорошо. Похоже, что этому ты следуешь беспрекословно. А еще?