Голос Моисея звучал как-то странно, и я все-таки вскинула голову, устремив взгляд мимо круглого загона и маленькой арены для верховой езды туда, где паслись наши лошади.

Они были далеко, полдюжины лошадей или около того, включая Сакетта и Лаки, которых мы использовали исключительно в иппотерапии и больше нигде. Лаки оказался самым милым и кротким парнем во всем мире. И полностью прирученным.

— Пегая. Пегая ваша? — спросил Тэг, и его голос тоже был напряженным.

— Калико? Да. Она наша.

Я кивнула, находя глазами эту красивую лошадь с белой гривой и яркими пятнами, и мое сердце екнуло, как и всегда, когда я смотрела на нее.

Внезапно Моисей зашагал прочь от загона, покрывая расстояние между нашей земельной собственностью и задней частью его дома, ни разу не оглянувшись и даже не сказав «увидимся позже».

Мы с Тэгом наблюдали за тем, как он удалялся, и я озадаченно посмотрела на друга Моисея.

— Я бы спросила тебя, в чем его проблема, но я перестала заботиться об этом уже очень давно.

Я настигла Каса и схватила веревку, висящую вокруг его шеи, немного жестче, чем сделала бы в другой обстановке. Он встал на дыбы и заметал головой, что заставило меня сожалеть о своих поспешных действиях. Мне удалось снять веревку с его шеи, но не обошлось без проворных скачков, чтобы избежать зубов и копыт.

— Ради его же блага, я надеюсь, что это неправда, — искренне ответил Тэг, и его слова озадачили меня еще больше. Но он, оттолкнувшись от забора, вел себя так, словно понимал Моисея. — Было приятно с тобой познакомиться, Джорджия. Ты совершенно не похожа на ту, что я ожидал увидеть. И я этому рад.

Я никак не отреагировала на его слова, только смотрела, как он удалялся. Он отошел на двадцать футов, когда обернувшись через плечо, произнес:

— Будет тяжело объездить его. Не уверен, что старина Кас хочет, чтобы его объезжали.

— Да, да, да. Все остальные говорят мне то же самое, пока я их не объезжу, — парировала я.

Я услышала, как Тэг рассмеялся, когда заново начала упражнения с Касом.

18 глава

Моисей

Вы могли бы подумать, что, видя мертвых всю свою жизнь, я должен был возненавидеть кладбища. Но это не так. Мне они нравились. Они были тихими. Они были безмятежными. И умершие были спрятаны под землей аккуратными рядами. За ними ухаживали. И следили. Ну, по крайней мере, их тела были спрятаны. Мертвые не скитались по кладбищам. Ведь здесь не было их живых родных. Зато их притягивало горе тех, кого они любили, страдание тех, кого они любили. Прежде я много раз видел, как блуждающий умерший человек неотступно шел по пятам за своей женой или дочерью, сыном или отцом. Но в тот день на кладбище Левана не блуждал ни один мертвый.

В тот день я увидел только одного человека, и на мгновение мое сердце сжалось, когда глаза наткнулись на светловолосую голову и тонкую фигуру, склонившуюся над соседней могилой. Но потом я понял, что это была не Джорджия. Это не могла быть Джорджия. Я видел лошадь и слышал, как Джорджия зовет Калико, а потом пришел прямо сюда. К тому же женщина была немного ниже Джорджии и, может, чуть старше, а ее светлые волосы, затянутые в небрежный узел, ниспадали волнами. Она оставила маленький букет на надгробной плите, на которой было написано крупными буквами «Жанель Пруитт Дженсен», и направилась в сторону высокого мужчины, ожидающего на краю кладбища. Когда женщина подошла к нему, то он наклонился и поцеловал ее, словно утешая, и это заставило меня немедленно отвести взгляд. Я не собирался пялиться на них. Но они были поразительной парой — темнота и свет, нежность и сила. Я мог бы без труда нарисовать их.