Надоевшая - Сашетта Котляр

— А ты не знаешь? Белоусов давным давно пообещал, что если тебя кто-то хоть пальцем тронет, то ему родичи год в больничку передачки таскать будут. И я сильно сомневаюсь, что в этом отношении хоть что-то изменилось. Ну, а на себя он свои правила никогда не распространял, так что я все ждал, когда же он покажет свою поганую натуру и тебе тоже. Ладно, пойдем! Где живешь — покажешь мне?

Я рассеянно кивнула, отправляясь вон из кабинета вслед за своим нежданным спасителем. Мысли занимал всего один вопрос: «Зачем?!»

Глава 5. Денис

Второе сентября. И второй день жизни, в которой я никому не нужна. Печально, правда? Интересно, если я умру, это хоть кого-то обеспокоит, кроме Сириуса? И будет ли тетя Даша продолжать кормить его и ухаживать за ним в память обо мне? Нет и нет. Мальчишки, наверное, даже порадуются избавлению от ходячей проблемы. Нет, ну а что? Нет нужды запугивать, нет нужды следить за тем, чтобы я не проболталась…

Мой нервный смех напугал крыса, которому я меняла воду и животное дернулось, посмотрев на свою хозяйку как на умалишенную. Пожалуй, в этом был смысл. Животные чувствуют сумасшедших, а я сходила с ума от боли и одиночества, накатившего омерзительно-горькой волной. Плакать уже не хотелось, да и не стоило таким оригинальным способом «солить» крысиный корм или воду, но боль не ушла. Не знаю, пройдет ли она со временем. Я даже не знаю, что больнее — настоящий нож в спину или вот такой, метафорический.

На автопилоте я почистила клетку и заперла ее, оставив Сириусу воду и корм, и, мысленно отметив галочку возле пункта «Мы в ответе за тех, кого приручили: крыса не виновата, что ее хозяйке хуево», я так же автоматически отправилась одеваться. Первые попавшиеся на глаза вещи — и вот, я уже кое-как одета, даже сама не зная, во что и по погоде ли.

Как в далеком детстве закинутый в старый портфель полный набор учебников и тетрадей — и вот, кажется, можно идти. Ах, да! Нормальные люди ведь еще умываются, причесываются и чистят зубы… Ну, что же — пришлось покончить с этим прямо так, в одежде — не раздеваться же.

Собравшись, действуя вот так вот вразнобой, я побрела туда, где моя жизнь была сломана. В школу. Мой отсутствующий взгляд пугает людей, что идут рядом по своим делам, они отшатываются — но мне как-то плевать. Мир из яркого, цветного резко превратился в серый. Просто в серый, безо всяких оттенков. Только счастливые парочки, проходящие мимо, «били» по восприятию ярко-красным, заставляя меня думать, способна ли я еще плакать. Да, конечно, это самая избитая метафора, которую только можно придумать — но зато какая точная!

Память услужливо подсказала, что первым уроком у нас литература, и я побрела в кабинет, вяло отбиваясь от одноклассниц и просто знакомых, пытающихся выяснить, что случилось. Максима в кабинете не оказалось, и я почувствовала что-то, отдаленно напоминающее облегчение. Может, он и не придет? Было бы неплохо. Тогда я, наверное, сумею нормально просуществовать этот учебный день, по счастью, пятницу, и потом целых двое с половиной суток буду вольна рыдать в подушку столько, сколько потребуется. Или не рыдать? Или просто лежать, глядя в потолок абсолютно сухими глазами, и ждать слезы, которых уже нет?

Мое подобие радости длилось недолго: Белоусов ввалился в кабинет со звонком. Весь растрепанный, с дикими синяками под глазами, одетый в тот же костюм, что и вчера. Причем, в мятый костюм. От удивления, я даже перестала жалеть себя. Что-то здесь не так, что-то явно случилось. Нет, это, конечно, не отменяет его предательства, но за эти три года он сделал и много хорошего для меня, так что я не могла не заинтересоваться происходящим. И уж конечно, мысль, что на него так повлиял его поступок по отношению ко мне, была быстро отброшена. Кто я, право, такая, чтобы из-за меня переживать и мучиться совестью.

Раньше мы с Максимом чаще всего сидели за одной партой. Теперь же он прошел мимо, презрительно бросив: