Выход в свет. Внешние связи - Блэки Хол (2015)

— Прежде чем выйдем, хочу предложить вам умыться, Эва Карловна, — сказал профессор с едва различимой лукавинкой.

К чему завуалированно намекать, похихикивая? Так и скажи напрямик, что дама чумазая как трубочист и лохматая как баба-яга.

Пока я плескалась у раковины, так и не спустив сумку с плеча, профессор принес из лаборатории гнутый зеркальный лист, снятый с какого-то прибора. Глядя на размытые контуры растянутого лица, я пригладила волосы, но не сказала Альрику спасибо за джентльменский жест. И того достаточно, что подняла настроение мужчинам своей запачканной физиономией.

— Сняли бы сумку, — предложил профессор. — Могу подержать.

— Нет, — ответила я резко. — Там… результат нашей сделки.

Альрик непонимающе воззрился и вдруг весело ухмыльнулся.

— Пройдемте, — только и сказал, вынимая швабру и пропуская вперед великую спасительницу деканов, проректрис и профессоров.

Дорога до закрытой лаборатории прошла во взаимном молчании, но по пути мой спутник здоровался и пожимал руки встречным знакомым и коллегам, которые жили спокойно, дышали ровно и не подозревали, что несколькими коридорами правее, в одной из множества лабораторий, недавно был спасен мир. Мною. Ну, и Альриком. И деканом. И вообще, надо быть скромнее.

Мы шли, и я вдруг поймала себя на мысли, что в голове пусто. Даже если навстречу попалась бы Лизбэт с топором, приготовленным для соперницы, или следом бежали бы толпы фанаток, забрасывая камнями, мне стало всё равно. Голова работала, но острота ощущений притупилась. Происходящее воспринималось через призму отстраненности, будто бы я со стороны наблюдала за собой.

— Почему пострадали Стопятнадцатый и Царица? — спросила, когда мы подошли к стене с электронным замком, и не сообразила, что раскрыла прозвище проректрисы. — На них же clipo intacti.

— Щит не защищает от физических травм, — пояснил профессор. — Он отбрасывает любое вис-воздействие, но не спасет от подзатыльника или от острого клюва.

Альрик пропустил меня в лабораторию. Ведь я зарекалась больше туда ни ногой, а не прошло недели, как снова ошиваюсь на закрытом пятом этаже.

— Я думала, набежит народ, и нас будут снимать с пожарной машины или растянут батут под окнами. И приедет телевидение, а газетчики возьмут интервью, — пробурчала, водрузив сумку на кушетку.

Мужчина скрылся в комнате с пальмой и загремел чем-то стеклянным. Наверное, выгребал лекарства из холодильника, которые могли пригодиться в разрушенной лаборатории.

— Вынужден разочаровать. Мы поставили veluma cilenche[41], усилив его заклинанием отвлечения, — ответил профессор, выйдя из комнаты отдыха. Мои предположения оказались верными. В руках он держал коробку, в которую составлял флаконы и пузырьки из шкафчика. Туда же бросил кучку упаковок с перчатками, бинты, салфетки, еще что-то вытаскивал из ящиков, ходя по туда-сюда по помещению, и складывал.

— А как Евстигнева Ромельевна попала в лабораторию? И что это за птица? А что вы будете с ней делать? Как от нее избавиться, если она неживая? — прорвало меня. — А…

Увлекшись я, не заметила, как Альрик остановился напротив.

— Тс-с, — приложил палец к моим губам, и я замерла, растерявшись. — Вы задаете слишком много вопросов. Не берите случившееся в голову.

Как не брать, если у проректрисы вырван кусок мяса с талии, Стопятнадцатый исполосован как бойцовый кот, а жуткий монстр под бронированным стеклом ждет малейшую оплошность, чтобы вырваться на свободу?

— Вопросы без ответов мешают спокойному сну и удачной сессии, так что отвлекитесь, займитесь приятными делами и забудьте о том, что видели. Поймите, Эва Карловна, ваша помощь оказалась поистине бесценной, и меня, как и Генриха Генриховича волнует ваше дальнейшее самочувствие. Прошу обдумать слова Стопятнадцатого. Он высказался из лучших побуждений, не имея специального умысла. Я же хочу просить вас о молчании — безоговорочном и тотальном.