Воздушная гавань - Джим Батчер (2015)

— А вот и нет, — ответил Ферус. — То, что вы чувствуете, — это эфирная энергия, текущая через кристалл. Но ваши ощущения при этом… когда вы испытали их впервые, ваше сознание растерялось. Живительное местечко, доложу я вам, это самое сознание, — сталкиваясь с досадной неудачей, оно вечно пытается поместить что-то неизвестное в контекст уже знакомых предметов. Значит, по всей очевидности, ваше сознание решило, столкнувшись с этим новым ощущением, что лучше всего будет наклеить на него ярлычок «холод» и заняться другими насущными делами. И вы далеко не одиноки. То, что вы описываете, — лишь один эпизод в наборе самых типичных реакций при прямом воздействии на человека усиленного поля эфирной энергии.

— Кристалл на моей печатке колется, — кивая, сообщил Бенедикт. — Немного щекотно, как бывает, когда уснешь на согнутой руке, а кровь потом начинает возвращаться. Хотя прежде я никогда не слыхал, чтобы это чувство объясняли именно так, мастер Ферус.

— Чепуха какая-то, — сказала Гвен. — Все предметы либо холодные, либо нет, сэр.

— Вот! — вскрикнул Ферус, уставив на девушку указующий перст. — Я и не подозревал, что вы интересуетесь философией! Великолепно!

— Прошу меня простить, — сказала Гвен. — Философия даже не упоминалась.

— Разве? — ответил Ферус. — Вы только что слышали, как сэр Бенедикт подтвердил, что его ощущения при соприкосновении с боевым кристаллом разительно отличаются от ваших собственных. Реальность у нас одна на всех, это правда, — но вы двое воспринимаете ее немного по-разному. Чем старше человек, сдается мне, тем яснее он понимает, что вселенная весьма напоминает собою зеркало, мисс Ланкастер.

— Чем именно напоминает?

— Тем, что она куда сильнее отражает вашим органам чувств вас саму, чем вы, вероятно, думаете.

— Вздор. Если я смотрю на синюю куртку, я и вижу синюю куртку. Причем ее цвет не зависит от того, смотрю я или нет.

— Вот! — повторил Ферус, вздымая палец. — Но предположим, что оттенок, который вам кажется синим, сэр Бенедикт отнесет к разновидности зеленого. Хотя цвет-то один и тот же!

— Но этого же не происходит, — возразила Гвен.

— Откуда вам знать? — парировал Ферус. — Вы можете видеть глазами сэра Бенедикта? Если так, я тоже хотел бы научиться этому трюку.

Гвен несколько раз закрыла и открыла глаза.

— То есть вы уверяете, что такое возможно? Когда я вижу синий, он видит зеленый?

— Вовсе нет. Он тоже видит синий цвет, — сказал эфирреалист. — Но только свой синий цвет. Не ваш.

Гвен нахмурилась. Открыла было рот, чтобы возразить снова, но подумала немного и сжала зубы.

— И если так делает Бенедикт, тогда, наверное, тем же заняты и все остальные?

Бенедикт усмехнулся в свою кружку.

— Согласись, это многое проясняет в особенностях эстетических воззрений Дома Астор.

— Брр, — содрогнулась Гвен. — Да уж, эти люди попросту не способны навести порядок в собственном гардеробе.

— Так вот, — заговорил Ферус, еще раз пригубив из кружки, — мы обсудили нечто идеально простое и относительно неважное: цвета. Что, если и другие фундаментальные аспекты жизни представляются другим людям совсем иначе? Что, если они иначе ощущают тепло и холод? Что, если они иначе чувствуют удовольствие и боль? Что, если в их глазах гравитация тянет предметы вбок, а не вниз? Как мы определим разницу, а? В конце концов, все мы еще в самом раннем детстве научились называть те или иные явления одинаковыми именами. А могли бы, игнорируя их, видеть вещи в совершенно уникальном и потрясающем свете.

— В совершенно неряшливом, — поправила его Гвен. — Я уверена, что Всевышний Бог не стал бы создавать мир и его обитателей в столь странной манере.

— Ага! — просиял Ферус. — Вот, вы уже настоящий философ! Огромное множество разумных людей, называвшихся философами прежде вас, выдвигали подобный же аргумент.