Не властью единой - Андрей Посняков (2022)

Сотник усмехнулся:

– Ну, я смотрю, ты с Василисой общий язык нашел…

– Говорю ж – добрая девка…

При этих словах парень покраснел и замялся – видно было, присох к девчонке! Со страшной силой присох. И вряд ли что против лжесвидетеля, кузнеца Вторака Глотова, сделает! Так и не надо против. Надо – за!

– Ты понимаешь, что кузнеца хотят убить? – по здравом размышлении Михайла все же решил приоткрыть Горынке кусочек тайного ватажного дела, в которое Коваль, конечно же, вовсе не был посвящен, хотя вполне мог что-то слышать, о чем-то догадываться…

Теперь нужно был, чтоб знал. И играл отведенную ему роль, в полном согласии с иногда применяемой в системе управления теорией символического интеракционизма. Как писал основатель теории Джордж Герберт Мид, представитель чикагской социологической школы, исполнение социальной роли – это не игра на пустом месте. Роль всегда предполагает зрителей, участвующих в социальном спектакле, именно на их восприятие и рассчитано ролевое поведение, и оно вообще-то должно соответствовать ожиданиям зрителей, хотя на практике выходит по-всякому. Тем не менее такой вот зритель у Горынки, играющего роль обычного помощника кузнеца, теперь имелся. Василиса! Вот ее-то ожиданиям Коваль и должен был соответствовать, в полном согласии с теорией Мида. Это Михаил припомнил, на этом теперь и сыграл:

– Ты должен уберечь кузнеца… и его дочку. Иначе их обоих…

– Я понимаю, – упрямо набычившись, парень сглотнул слюну. – И сделаю все.

– Все, что услышишь, в точности рассказывай мне, – напутствовал Миша. – А уж мы тут вместе подумаем, как поступить лучше. Лучше для нас, для кузнеца… и для его красотки-дочери.

Кроме Горынки, присматривать за кузнецом были приставлены и свои, проверенные люди – десятник Архип и стрелок Вячко. По придуманной на всякий случай легенде оба – плотники, пришли наняться в артель или просто к хорошему человеку. Это никаких подозрений у жителей Изяславля не вызвало бы – после прошлогоднего разорения город сильно нуждался в рабочей силе. Особенно – в плотниках, каменщиках, землекопах…

Расположились парни невдалеке от кузнецкой слободки, чуть выше по Чернице-реке, на пологом холме, средь зарослей краснотала, бузины и ракитника. Рядом рос и орешник – в случае чего всегда можно было сказать, мол, собираем орехи. Орехов набрали в котомки, улеглись в траве, трескали.

С холма хорошо просматривались и подворье Глотовых, и кузница, и ведущая в город дорога. Даже речка хорошо была видна – мало ли, вдруг да злодей на лодке решится!

Исходя из донесений Горынки, сотник сделал вывод, что кузнеца Вторака Глотова поймали на дочке. На неправильно оформленном договоре, «ряде», о выкупе дочери из долгового рабства. Насколько понимал Миша, на этом вполне можно было сыграть, что и сделали… кто? Чьи интересы представлял Странник? Пока было не ясно…

В гостевом доме, при Добровое, оставалась почти целая свита – Златомир, Ермил (ну, как же при Добровое – и без него-то?), ну и с ним – Ляксей Корота. Главной в этой компании была Добровоя, об этом сотник так прямо и сказал: чтоб слушались и повиновались беспрекословно! И правильно, Войша – дева умная, смелая, решительная, вот пусть и привыкает к руководству!

«Невеста» с двумя недавно нанятыми «для блезиру» служанками заняла целую комнату – летнюю неотапливаемую светлицу. Парни же, включая Короту, жили в общей людской, вернее – лишь ночевали.

Еще до того сходили вместе с сотником на усадьбу к молодому боярину – жениху. Представились да узнали, когда смотрины. Два дня еще до них оставалось.

– Может, ну их? – Добровоя все же выразила свое недовольство. – Главное, мы ж здесь, а со мной и дела быстрее сладим. Ну, ясен же пень, господин сотник!

– Вот как раз и не ясен! – живо осадил Михайла. – Быстро – не быстро, это еще бабушка надвое сказала. А легальность нам нужна!

– Э… Что нам нужно?