– Тех, что в стогах…

– А! – вспомнил Миша. – Ну, заходи, заходи, поднимайся. Ты как, не очень зашиблась?

– Да не очень, – девушка повела плечом и, оглянувшись на юных стражников, усмехнулась. – Кабы не кольчуги бы…

– Тебя кто так драться научил? – пропуская деву в дверь, полюбопытствовал Миша.

– Егор Унятин, старшой наш, – Добровоя ответила глухо и как-то не очень охотно. – Воин, он тогда с тобой… с ляхами… Руку потерял, хорошо Юлька-лекарка выходила!

– Помню Егора – славный воин. Много тогда погибло… Ну, заходи, заходи, не стой. Садись вон, на лавку… Кваску? По жаре-то?

Не дожидаясь ответа, сотник лично плеснул кваску из плетеной баклаги в деревянную, с хохломой, кружку:

– Пей.

– Благодарствую.

Гостья тут же опростала полную кружку. Пила с жадностью, одним махом. Так же, как только что дралась! Вот это девка. Не смотри, что на лицо… увы… Да и на фигуру – тоже. Хотя – а что фигура? Ну – вешалка… Так ей сколько годков-то? Поди, не больше пятнадцати… Пока еще в тело войдет…

– А ты у наших наставников поучиться не хочешь? – как бы между прочим поинтересовался Михайла. – Борьбу подучить… и все такое прочее…

– Не, не хочу. Некогда. На подворье дел много, а мужиков в семье почти что и нет. Да и рядок на пристани открываем.

– Так там уж рядков-то полно!

Сотник не выдержал, хмыкнул. Собеседница тоже улыбнулась, но этак кривовато, видно, ухмылка Миши ее все же задела.

– Там рядки – да не те, – Воя дернула шеей. – Пиво-мед, пироги, сласти. А мы станем доски ладейные продавать, уключины, взвар-смолу да пеньку – конопатить, и все вот такое!

– Понятно. Все для ремонта судов. А что? Идея хорошая. Ну, что, Войша-краса, давай, рассказывай!

При слове «краса» девушку передернуло:

– Господин сотник! Можно попросить… Я ведь знаю, что некрасивая… Так что… ну это… не надо…

– Не бывает некрасивых дев! – Михайла пристукнул ладонью по столу. – Я всех так зову. Но! Просьбу твою запомнил.

– Благодарствую, господине…

Вскочив с лавки, девушка поклонилась.

– Да не кланяйся ты по сто раз, – отмахнулся Миша. – Ой… про подол спрошу. На пуговицах? На булавках?

– На бечевочках. Сама придумала, – Добровоя потупилась, зарделась. – Ну это… Я же – девушка, у меня ноги сильные, а руки – так себе. Руками-то я отпор знатный дать не смогу, а вот ногами – другое дело!

– Видел я твое дело. Молодец! Так что там у нас со стогами?

– Есть у нас на покосе отрок красной, Баженом кличут. А с другой деревни, с Василькова, – Сияна, девица. Коса без ленты – жениха нет. Чего б и не миловаться? Так и до ленты, до жениха… На то и покос ведь.

Ну да, ну да – покос не только хозяйственное дело, но и социальное – молодежь судьбу свою строит. Как на комсомольских стройках, на БАМе том же…

– Так вот, господине, – так и не усевшись, продолжала девушка. – Оба они видели ночью здоровенного лешачину!

– Лешака?! – Миша вскинул глаза.

– Нет, господине, – покрутила головой Добровоя. – Не лешака, а лешачину. Лешаки – это люди, из земель Журавля-боярина. Лешачина же – не человек, а леший – хозяин леса. Здоровенный, весь в траве-мураве, на голове – оленьи рога! Да еще хвост, как у коровы.

– И все это они рассмотрели?

– Рассмотрели… Месяц как раз вышел. А он, леший-то, из реки и вышел. Как раз по берегу шел, пробирался за кустами. В стогу слышно было, как кряхтел. Сиянка-то других своих повлюбленков боялась, хоронилася… Вот и прислушивалась. Как услыхали шаги – тут же в траве и схоронились. А уж потом увидали – леший! Говорят, страшный такой… с рогами!

– И что этот страшный с рогами делал?

– А ничего не делал. Походил возле стогов да ушел, а куда ушел – того милованцы не видели, к своим убегли. Испугалися.

– И ничегошеньки никому не рассказали? – не поверил сотник. – Да быть такого не может, чтоб не похвастались! Как же – лешего увидали. Такое уж не каждый раз.