Стеклянный цветок (Сборник) - Джордж Мартин

Однако Проныра увидел меня и перехватил на полпути. Видимо, общение со мной все же прибавило ему соображения, по крайней мере настолько, чтобы понять, что я буду расстроен, потому что он с места в карьер принялся оправдываться.

— Эй, я только написал статью, — начал он. — Все заголовки делали в Нью-Йорке, и рисунок тоже, я их даже не видел. Послушайте, Дес, в следующий раз я скажу им, чтобы…

Что именно он собирался мне пообещать, я так и не узнал, потому что как раз в эту секунду Джош Маккой подошел к нему сзади и похлопал по плечу свернутым в трубку номером «Тузов». Когда Дауне обернулся, Маккой обрушил на него град ударов. Первый же из них переломал Даунсу нос с тошнотворным хрустом, от которого меня замутило. Затем Маккой разбил Проныре губы и лишил его нескольких зубов. Я обхватил Джоша руками и хоботом обвил его шею, чтобы попытаться удержать его, но он силен как черт и совершенно не соображал от ярости, поэтому отмахнулся от меня как от надоедливой мухи. К счастью, вовремя подоспел Билли Рэй и разнял этих двоих до того, как Маккой успел натворить серьезных дел.

Остаток полета Проныра просидел в хвосте самолета, под завязку накачанный болеутоляющим. Он умудрился оскорбить еще и Билли Рэя, заляпав его белоснежный костюм Карнифекса кровью. Билли просто помешан (и это еще слабо сказано!) на своей внешности, а ведь «эти чертовы пятна», как он жаловался всем и каждому, «теперь ничем не выведешь». Маккой принялся помогать Хираму, Мистрали и мистеру Джейеуордену утешать Соколицу, которую эта статья ужасно расстроила. Пока Маккой дубасил Проныру, она набросилась на доктора Тахиона. Их стычка носила менее, гм, физический характер, чем та, свидетелем которой стал я, но в драматизме ничуть ей не уступала — так утверждал Говард. Тахион безостановочно извинялся, но никакие извинения, казалось, не могли погасить ярость Соколицы. Таху еще повезло, что ее титановые когти были надежно упакованы в багаже.

Оставшееся до конца перелета время доктор провел в салоне первого класса в компании бутылки «Реми Мартен», и вид у него был несчастный, как у щенка, напрудившего на персидский ковер. Будь я более жестоким, я мог бы подняться туда и высказать ему еще и свои претензии, но у меня просто не хватило духу. Любопытно, но есть в этом инопланетянине нечто такое, что мешает долго на него сердиться, сколь бы бестактно и возмутительно он себя ни повел.

Наплевать! Я с нетерпением жду нового этапа нашей поездки. Из Гонконга мы летим на материк, где посетим Кантон, Шанхай, Пекин и прочие столь же экзотические места. Я собираюсь пройтись по Великой Китайской стене и увидеть Запретный город[20]. Во время Второй мировой я решил пойти на флот в надежде посмотреть мир, но всю войну просидел в штабе в Байонне, Нью-Джерси, занимаясь писаниной. Мы с Мэри хотели наверстать упущенное чуть позже, когда дочка подрастет, а наше финансовое положение станет более устойчивым. Да, мы строили свои планы, а такисиане тем временем строили свои.

Долгие годы Китай был для меня воплощением всего того, что я не сделал, олицетворением тех мест, где я хотел побывать, но так и не побывал, — моей личной «Историей Джолсона». И вот он наконец замаячил у меня на горизонте. Как тут не поверить, что твой конец и в самом деле близок?

21 МАРТА, НА ПУТИ В СЕУЛ

В Токио я столкнулся с человеком из прошлого — и с тех самых пор он неотвязно преследует меня в моих воспоминаниях. Два дня назад я решил, что не стану замечать ни его самого, ни вопросы, которые всплыли с его присутствием, и не буду писать о нем в моем дневнике.