Стеклянный цветок (Сборник) - Джордж Мартин

Но существуют и другие натуралы, предрасположенные скорее к терпимости, которые пытаются разглядеть за внешней оболочкой человеческую душу. Это люди доброй воли, не какие-нибудь ненавистники, а люди, исполненные благих побуждений, великодушные, вроде… вроде, скажем, доктора Тахиона и Хирама Уорчестера, чтобы далеко не ходить за примерами. Оба этих достойных джентльмена за многие годы убедительно доказали, что искренне пекутся о благе джокеров в целом: Хирам своими анонимными благотворительными акциями, Тахион — служением в клинике. И все же я убежден, что физическое уродство джокеров вызывает у них обоих такое же омерзение, как и у Hyp аль-Аллы или Лео Барнетта. Оно читается в их глазах, как бы они ни пытались быть невозмутимыми и проявлять широту взглядов. Некоторые из их лучших друзей — джокеры, но они не хотели бы видеть свою сестру замужем за джокером. Это первая истина, о которой не принято говорить вслух.

Как просто было бы броситься обличать, заклеймить людей вроде Таха и Хирама за лицемерие и «формизм» (чудовищное словцо, изобретенное особенно невменяемыми джокерами-активистами и подхваченное организацией Тома Миллера «Джокеры за справедливое общество» в пору ее расцвета). Просто и несправедливо. Они — достойные люди, но все же всего лишь люди, и не следует умалять их достоинств из-за того, что они испытывают естественные человеческие чувства.

Потому что вторая истина, о которой не принято говорить вслух, заключается в том, что сколь бы сильным ни было отвращение, которое натуралы испытывают к джокерам, мы сами испытываем отвращение еще более сильное.

Неприятие самих себя — особый бич Джокертауна, недуг, который нередко неизлечим. Основной причиной смерти среди джокеров младше пятидесяти лет являются — и всегда являлись — самоубийства. И это при том, что практически все известные человечеству заболевания у джокеров протекают куда опаснее, поскольку химия нашего тела, да и сама его форма может варьировать столь широко и непредсказуемо, что ни один курс лечения не является по-настоящему надежным.

В Джокертауне вам придется попотеть, чтобы отыскать место, где вам продадут зеркало, зато магазины, торгующие масками, понатыканы на каждом углу.

Если это доказательство не кажется вам достаточно убедительным, подумайте об именах. Вернее, о прозвищах. Но они представляют собой нечто большее. Они — показатель истинной глубины отвращения, которое питают к самим себе джокеры.

Если мой дневник будет опубликован, я настаиваю на том, чтобы он вышел под заглавием «Дневник Ксавье Десмонда», а не «Дневник джокера» или как-нибудь в этом духе. Я — человек и, как любой другой, уникален, а не просто один из безликой массы джокеров. Имена очень важны, это не просто слова — имена придают облик и индивидуальность тем вещам, которые они обозначают.

За многие годы я выработал для себя правило — не отзываться ни на какие иные имена, кроме моего собственного, но я знаю дантиста, который зовет себя Рыбий Глаз, талантливого пианиста, который отзывается на кличку «Кошконавт», и блестящего джокера-математика, который подписывает свои статьи именем «Слизень». Даже в этом турне среди моих спутников нашлись трое, называющие себя Кристалис, Тролль и отец Кальмар.

Мы, конечно же, не первое меньшинство, подвергающееся подобной форме притеснения. А чернокожие? Целые поколения вырастали с убеждением, что самые красивые черные девушки — это те, у кого самая светлая кожа, а черты лица наиболее приближены к европейскому идеалу. В конце концов кто-то раскусил этот обман и провозгласил, что человек с черной кожей может быть прекрасен сам по себе.