Стеклянный цветок (Сборник) - Джордж Мартин

И все же, несмотря на всю приятность нашего короткого пребывания здесь, быть запечатленным для потомков заслуживает лишь одно происшествие. Полагаю, мы открыли нечто такое, что потрясет всех историков мира, — неизвестный доселе факт, в свете которого вся современная ближневосточная история предстает в совершенно новом, ошеломляющем виде.

Это случилось совершенно обычным днем, который часть делегатов проводили с членами Нобелевского комитета. Думаю, на самом деле им хотелось встретиться с сенатором Хартманном. Несмотря на то что его попытка договориться с Hyp аль-Аллой в Сирии закончилась насилием, в ней вполне справедливо увидели именно то, чем она и являлась, — искренний и мужественный шаг к миру и пониманию, который, по моему мнению, делает его серьезным претендентом на получение в следующем году Нобелевской премии мира.

Как бы там ни было, на встречу вместе с Грегом отправились еще несколько делегатов. Один из наших хозяев, как выяснилось, состоял секретарем графа Фольке Бернадотта, когда тот заключал Иерусалимский мир, и, как ни печально, был рядом с графом, когда два года спустя его застрелили израильские экстремисты. Он рассказал несколько очаровательных историй о Бернадотте, перед которым явно преклонялся, и показал нам кое-какие реликвии, которые сохранил на память о тех тяжелых переговорах. Среди записей, протоколов и черновиков был и фотоальбом.

Я мельком взглянул на пару фотографий и передал альбом дальше, как сделали большинство моих коллег до меня. Доктор Тахион, который сидел рядом со мной на диване со скучающим видом, от нечего делать принялся рассеянно листать его. Почти на всех фотографиях был запечатлен Бернадотт: в кругу своей делегации, с Давидом Бен-Гурионом, с королем Фейсалом. Кроме того, в альбоме хранились снимки разнообразных помощников, включая и нашего хозяина, в менее официальной обстановке — во время обмена рукопожатиями с израильскими солдатами, за обедом в шатре бедуинов и так далее. Короче, ничего особенного. Пожалуй, больше всего меня поразила фотография, на которой был запечатлен Бернадотт в окружении «Наср», организации порт-саидских тузов, которые столь драматически переломили ход битвы, присоединившись к легендарному иорданскому Арабскому легиону.

В центре сидят Бернадотт и Хоф, с ног до головы одетый в черное, словно дух смерти, — окруженные молодыми тузами. Как ни парадоксально, из всех запечатленных на фотографии сейчас в живых осталось всего трое, и среди них — нестареющий Хоф. Даже в необъявленной войне бывают убитые.

Но внимание Тахиона привлекла не эта фотография, а совершенно другой, очень неофициальный снимок, сделанный, очевидно, в каком-то гостиничном номере, — Бернадотт с членами делегации были сняты за столом, заваленным бумагами. С краю в объектив попал какой-то молодой мужчина, которого я не видел ни на одной из предыдущих фотографий, — худощавый, темноволосый, с пылким взглядом и обаятельной улыбкой. Он наливал в чашку кофе. Ничего примечательного, но Тахион почему-то долго смотрел на этот снимок, а потом подозвал нашего хозяина и, понизив голос, спросил:

— Прошу прощения, мне было бы очень интересно узнать, помните ли вы этого человека? — Tax показал на фотографию, — Он был членом вашей делегации? Наш шведский друг склонился над альбомом, вгляделся в снимок и усмехнулся.

— Ах, этот? — сказал он на безупречном английском. — Он был… как же у вас называют человека, который выполняет всякие случайные поручения и мелкие дела? Я забыл.

— Мальчик на побегушках, — подсказал я.