Стеклянный цветок (Сборник) - Джордж Мартин

— Я уже говорил об этом с вице-адмиралом. Напомнил ему о годах вашей безупречной службы. Вы хороший солдат и человек чести, истинный патриот, не выдержавший напряжения осады. Вы относитесь к воинам, неспособным выдерживать бездействие, вам необходимо как-то бороться с врагом. Вы не заслуживаете ареста и позора, в качестве курьера вы сможете вернуть себе доброе имя, я заявил, что абсолютно в этом уверен. Ну а как только вы покинете Свеаборг, мы избавимся от источника напряжения, вокруг которого может начаться мятеж. Кронштет знает, что очень многие достойные люди настроены против пакта с Сухтеленом. Мне удалось его убедить/— Ягерхорн слабо улыбнулся/— Но на самом деле я не уверен, что поступил правильно. Однако я способен выдвигать самые разнообразные аргументы — как Бонапарт свои армии на новые позиции. Так или иначе, но мы победили. Вы назначены курьером.

— Хорошо, — ответил Антонен.

Но почему у него сжалось сердце от тяжелых предчувствий? Ему бы следовало торжествовать.

— Что вы намерены делать? — спросил Ягерхорн. — Ради чего наш заговор?

— Я не стану отягощать вас знанием.

Впрочем, он и сам не имел ни малейшего понятия, что будет дальше. Со вчерашнего дня ему было известно о своем назначении курьером, но причины оставались ему неизвестны, и будущее представлялось таким же холодным, как могила Эренсварда, и таким же туманным, как дыхание Ягерхорна.

— Хорошо, — сказал Ягерхорн, — Остается молиться, что я поступил правильно, — Он снял перчатку и протянул руку, — Я рассчитываю на вашу мудрость и честь.

— Моя честь, — повторил Бенгт.

Медленно, очень медленно он снял перчатку, чтобы пожать руку мертвого человека, стоящего перед ним. Мертвого? Нет, не так; то была живая, теплая плоть. Но сейчас ладонь Ягерхорна замерзла под голыми деревьями и оказалась холодной.

— Между нами были разногласия, — продолжал Ягерхорн, — но мы оба финны и истинные патриоты, люди чести, и теперь мы стали друзьями.

— Друзьями, — повторил Антонен.

И в его голове громче и четче, чем когда-либо прежде, послышался шепот — ему даже показалось, что за спиной у него кто-то стоит.

«Давай, цыпленок, — в голосе слышалась горечь, — пожми руку своему приятелю-гризли».

Сорви четыре розы, пока есть еще время, этот самый гризли, который улыбается сегодня, завтра может умереть. Хей-хо, выпьем снова, вторую ночь подряд, выдуем всю роскошную выпивку майора, но какое это имеет значение, ему она не понадобится. После следующей прогулки по времени он перестанет существовать — так они мне говорят. На самом деле он никогда не существовал, вот уж поистине причудливая мысль. Старина майор Салли Салазар с толстыми пальцами, зеленоватой кожей, постоянными жалобами и стервозностью был вполне реальным сегодня утром, во время последнего допроса, но теперь получается, что такого человека никогда не существовало. Как и Крипера, Рафа или Слима, а Нан никогда не рассказывала нам о мороженом с различными вкусами, сливочном, ореховом и ромовом с изюмом, теперь все это в одной куче с Ниневией и Тиром[28], хей-хо. Никогда не было, нет, и я выпиваю еще стаканчик, пью один в своей комнате, в моей крошечной спальне, Спаситель за последним ужином из алкоголя, но где же, черт побери, все мои апостолы? Они пьют, пьют, но не со мной.

Они не должны знать, никто не должен знать, только я, майор и Ронни, но все каким-то образом узнали, и прямо в коридорах началась дикая вечеринка, все пили и пели, дрались и даже трахались — те счастливцы, которым удалось найти партнера и к коим я не отношусь, увы. Я хотел присоединиться к ним, но майор запретил: слишком опасно, кто-нибудь из них может решить, что даже такая жизнь лучше, чем никакой, — а гризли готов все порушить. И вот я сижу один, в моей маленькой спальне, рядом — пять пустых комнат, а в конце коридора стоит мрачный охранник, разозленный тем, что ему не дают выпить напоследок.