Ничего интересного - Кевин Уилсон (2019)

— Я с тобой, хорошо? — шепнула я на ухо девочки. Она была дьявольски горячая. Полотенце дымилось. — Дыши, и все пройдет. А потом — ну их, эти задачки, — достанем мороженое. А через пару дней сходим в особняк на семейный ужин и будем есть, что захотим. А потом, скоро, поедем в город. Накупим игрушек. Накупим новых книг. Купим одежду, какую захочешь. Закажем мороженое в настоящем кафе.

— С посыпкой и вишенкой. И с горячим шоколадом, — сказала Бесси.

Полотенце уже полыхало. Я стянула его с девочки и бросила, дымящееся, на пол. Я топталась на нем, пока оно не погасло, что заняло не слишком много времени. А потом, как по волшебству, Бесси перестала гореть, как будто огонь перенесся с нее на полотенце.

— Хорошо, — произнесла она, глядя на меня, — хорошо. — И в изнеможении осела на пол.

Я прижала ее к себе.

— Где Роланд? — спросила Бесси.

— Роланд! — крикнула я.

Через пару секунд мокрый насквозь Роланд вошел в гостиную. Вокруг него образовалась лужа.

— Я был в душе, — сказал он.

— Хорошо, — ответила я.

— Она не горит, — отметил мальчик, тыча пальцем в Бесси.

— Сейчас уже нет.

Роланд подошел к нам и сел рядом, на пол.

— Я о вас позабочусь, — сказала я.

— Ты хороший человек? — спросила Бесси.

Такой странный вопрос. Вопрос, который могут задать только дети, потому что не прожили столько, чтобы понимать, как просто на него ответить.

Помедлив пару секунд, как будто раздумывая над ответом, я призналась:

— Не очень. Я не плохой человек, но могла бы быть гораздо лучше. Простите. Но я здесь, с вами. И вы здесь, со мной.

— Но ты уедешь, — сказала Бесси.

— Когда-нибудь, — согласилась я. Три месяца — это много или мало с точки зрения ребенка? С моей точки зрения — много. — Я останусь столько, сколько вы захотите, — наконец сказала я. — Останусь.

Они, кажется, не слышали меня. Мы так и сидели, и я молилась, чтобы не зашел Карл. Как бы я ему это все объяснила? Пришлось бы вырубить его торшером, оттащить к машине, чтобы он потом решил, что ему приснился странный сон.

— Наша мама… — начала Бесси.

— Я знаю, — прервала ее я. — Я знаю, что я не ваша мама. Вам ни с кем не будет лучше, чем с ней…

— Она себя убила, — сказала Бесси. — Из-за нас.

Я попыталась вспомнить, говорила ли мне Мэдисон, что это был суицид. Почему она мне не сказала? Это секрет? Если я увижу Мэдисон, спрошу у нее.

— Не из-за вас, конечно, — произнесла я вслух. — Перестань, Бесси.

— Она сказала, что ей слишком тяжело. Сказала, что все скоро изменится, что нам надо будет пойти в обычную школу и что она больше так не может. Сказала, что папа хочет, чтобы мы были нормальными. И что этого никогда не будет.

— Мне так жаль, Бесси, — выдавила я.

Роланд сжался в калачик, и я обняла его второй рукой.

— Она выпила кучу таблеток, — продолжала Бесси. — Мы смотрели, как она их пьет. А потом мама умерла.

— Господи боже, — вырвалось у меня. — Мне так жаль.

Бесси казалась опустошенной, как будто у нее не осталось никаких эмоций. Она взглянула на Роланда. Тот кивнул.

— Она и нам велела принять таблетки, — наконец сказала она.

— Что? — Конечно, я прекрасно поняла, о чем она. Но что еще скажешь, когда такое происходит? Только притворяться, что ничего не понимаешь.

— Она положила таблетки на две тарелочки, для меня и для Роланда. И сказала принять их. И налила нам огромные стаканы апельсинового сока. Она плакала и говорила, что так нам всем станет лучше.

— Но мы их не приняли, — хрипло сказал Роланд.