Долгая дорога домой (сборник) - Пол Андерсон

Под ногами басовито загудело, словно от холода содрогнулась вся планета. Над головой полыхнул огненный след трансатлантической ракеты, летящей в Европу по каким-то делам новоявленного мироустройства. Коринф не отрывал взгляда от Шейлы. Он смахнул снежинки с ее волос, ощущая пальцами их мягкость и детский изгиб шеи. Наружу чуть не вырвалась горькая усмешка.

Пятью сказанными вслух словами, глазами, руками и губами он выразил: «Я обязательно вернусь домой – ты увидишь, какое это будет возвращение, дорогая! Надеюсь застать тебя в добром здравии, ты сконструируешь робота-домохозяйку, чтобы все время проводить со мной. После этого я не допущу, чтобы нам что-либо мешало».

На самом деле он хотел сказать: Моя любимая, будь моей опорой, какой ты всегда была. Ты весь мой мир. Пусть темнота между нами рассеется. Дитя света, давай снова будем вместе, иначе время навсегда заполнится пустотой.

– Я попробую, Пит, – прошептала Шейла, потянувшись пальцами к его лицу.

Из-за корабля послышался искаженный ветром резкий голос Льюиса:

– Всем, кому положено быть на борту, объявляется посадка!

Стоя в люке высоко над землей, Коринф обернулся, чтобы помахать на прощание. Фигурка Шейлы далеко внизу превратилась в пятнышко.

Солнце почти потерялось за кормой среди множества других ярких светил. Несмотря на пройденные мили, положение созвездий практически не изменилось. Гигантский полукруг Млечного Пути и далекие загадочные спирали чужих галактик мерцали все так же далеко, как и в тот раз, когда полудикий человек впервые поднял к небу изумленный взгляд. Ни точки отсчета, ни меры – одна лишь бесконечная ширь вне расстояний и времени.

«Шейла» осторожно прощупывала космос на досветовой скорости. Льюис и Коринф приготовили телеметрические ракеты, чтобы выстрелить их с границы поля торможения в ту зону, где оно действовало в полную силу.

Льюис с дьявольским озорством посмеивался, устанавливая клетки с крысами в один из космических зондов. Зверьки внимательно наблюдали за ним глазками-бусинками, словно все понимали.

– Бедные малявки, – сказал он, – иногда я чувствую себя как последняя сволочь. Все остальное время – тоже, – добавил он, – но получаю от этого кайф.

Коринф не ответил. Он смотрел на звезды.

– Твоя проблема в том, – заметил коллега, опуская свою тушу в соседнее кресло, – что ты воспринимаешь жизнь слишком серьезно. Ты всегда так делал и сохранил старую привычку несмотря на перемену. У меня же – а я, разумеется, по определению само совершенство! – всегда находится, из-за чего выругаться или от души посмеяться. Если Бог существует в какой-либо форме – а после перемены я начал думать, что так оно и есть, или просто стал впечатлительнее, – то Честертон был прав, называя среди Его свойств чувство юмора. – Льюис прищелкнул языком. – Бедный Герберт Кийт! Как жаль, что он не дожил до перемены. Сколько парадоксов он бы навыдумывал!

Монолог Льюиса прервал сигнал тревоги. Астронавты вздрогнули и уставились на индикатор, мигающий словно красный глаз. Одновременно налетела волна головокружения. Коринф, сдерживая рвоту, вцепился в подлокотники.

– Поле… мы приближаемся к зоне его действия… – Льюис нажал кнопку на замысловатой панели управления и прохрипел: – Надо срочно отсюда убираться.

Полный назад! Однако маневр был не так прост, особенно в отношении потенциального поля, которое современная наука считала абсолютно реальным. Коринф тряхнул головой, отгоняя тошноту, и наклонился, чтобы помочь Льюису. Эту кнопку… нет, вот эту…

Он беспомощно смотрел на пульт управления. Стрелка зашла за красную отметку, они превысили скорость света и продолжали ускоряться – хуже нельзя было придумать. Что делать?

Льюис покачал головой. Широкое лицо блестело от пота.

– Боковой вектор, – выдохнул он. – Выходим по касательной…