Янтарные глаза - Вилма Кадлечкова (2013)

«Отвести взгляд может быть действительно сложно», – вспомнился ей голос Лукаса.

«Господи, Лукас! Ты не говорил, что будет настолько тяжело!»

И вдруг все закончилось. Пинки судорожно вздрогнула и прижала ладони к глазам, в которых вспыхнула режущая боль. Она резко отвернулась и уткнулась лицом в обивку кресла. Ей хотелось зарыться в щель между подушками и исчезнуть в ней как таракан, но в этот момент она почувствовала руку на своей спине. Ӧссеанка склонилась над ней и настойчиво сжимала ее плечо.

– Пинкертина… Прости меня, пожалуйста! Тебе очень плохо? Я… Я понятия не имела… Слышишь, я снова в очках. Клянусь, я больше их не сниму! Я никогда не позволю этому случиться снова!

– Уходи, – пробормотала Пинки.

Она вяло уворачивалась от настойчивой руки. Сейчас она уже ни на что не была способна: ни на сопротивление, ни на размышление. Она впадала в состояние полного оцепенения.

Рука трясла ее.

– Ну же, Пинкертина! Не теряй сознание! Нам нужно решить, что делать с письмом. Я не знаю, разумно ли будет отдавать его. Текст просто ужасен. Он не принесет Лукасу никакой пользы, ему это только…

– Уходи.

– Делай, как хочешь, но…

Пинки вяло отстранилась. Она не осмеливалась поднять голову.

Она не могла себе представить, что когда-нибудь снова посмотрит в лицо этой женщине, независимо от того, в очках она или нет. При мысли о том, что все это может повториться, ей захотелось закричать от ужаса.

– Уходи, – только пробормотала она.

Если она правильно посчитала – уже в третий раз. Рука соскользнула с ее плеча.

– Пожалуйста, прости меня, – прозвучал над ней голос, полный неизмеримой грусти. – Я правда не хотела.

Тихий звук – бумага упала на стол.

– Письмо… я оставляю его здесь… но ты подумай хорошенько, ты же понимаешь?

Шорох пальцев в перчатках, разглаживающих длинный свиток.

– Прошу тебя, не злись.

Затем лишь шаги. Хлопнула дверь.

Только через полтора часа Пинки с трудом встала и пошла заварить себе чай. При этом заметив, что письмо и правда лежит на столе, – доказательство того, что эта женщина пришла не с целью украсть его. Там же был и перевод на терронский – горстка вводных фраз в едко-насмешливом тоне. Она взяла бумаги и машинально положила их в ящик.

В ней все сжималось от сожаления. Господи, ну почему она не смогла просто взять себя в руки и с улыбкой продолжить? Или спокойно и без улыбки, но хотя бы не так истерично? Ей не следовало так грубо выгонять ӧссеанку. Бедная женщина ни в чем не виновата! Разве не сама Пинки предложила ей снять очки? Это был несчастный случай, и сланцевая кошка действительно сожалела об этом. Но когда она попыталась помочь Пинки, то получила лишь суровый отпор.

«Я должна извиниться перед ней», – заключила Пинки. Она уже почти испугалась перспективы грозящего ей телефонного звонка – но вдруг осознала еще более пугающий факт: ей некуда было звонить. Она не может снова связаться с ӧссеанкой, даже если захочет… ни ради извинений, ни ради перевода оставшейся части письма – вообще не может.

Пинки ничего о ней не знает. Она не помнит ее мудреного имени.

И никогда больше ее не найдет.

Глава тринадцатая

Прастарая

Дело досталось ей!

Фиона Фергюссон захлопнула ящик со своей коллекцией магических амулетов, которые, очевидно, это чудо и совершили, и в полнейшей радости закружилась по кабинету. Рой Стэффорд отдал Фомальхиву ей!

Вернувшись во вторник с обеда, она увидела на дисплее иконку сообщения от шефа. На всякий случай взяла в руку халцедон и яшму – для пущей удачи при чтении сообщения, после чего открыла его.

«Фиона, я бы хотел, чтобы вы лично провели переговоры с нашей персоной и доставили ее на Землю. Зайдите ко мне за подробной инструкцией и свяжитесь с моей секретаршей, чтобы она заказала вам билет».