Герой - Роберт Сальваторе (2016)

И он действительно швырнул что–то, но не звездочки и не какое–то другое оружие, которое Дзирт мог бы увидеть; от него нельзя было загородиться щитом, от него нельзя было уклониться.

Мощная волна жгучей, оглушающей энергии ударила Дзирта, и у него перехватило дыхание; вместо вопроса у него вырвалось шипение. Он пошатнулся и даже не понял, что мечи выскользнули у него из рук, даже не слышал, как они звякнули об пол.

Он чувствовал, как враждебная энергия проникла в его тело, оглушила его, лишила способности ориентироваться в пространстве. Он почувствовал себя так, словно чей–то гигантский коготь поддел нить его жизненной энергии, натянул ее и отпустил, и она загудела, будто струна лютни.

И Дзирт почувствовал, как вибрирует эта внутренняя энергия, услышал ее нестройную, режущую слух мелодию, и тогда колени у него подогнулись, и он снова зашатался, и даже не понял, почему до сих пор не упал на пол.

У него промелькнула мысль, что следует подобрать с пола клинки, когда он обнаружил прямо перед собой магистра Кейна.

Монах пожал плечами и грустно вздохнул, затем нанес Дзирту мощный удар правой; дроу перекувырнулся в воздухе и рухнул на пол без сознания.

— Мы должны спасти его, — громко произнес Кейн, обращаясь к высокопоставленным монахам, которые, как он знал, наблюдали за поединком с балкона. — Он посвятил свою жизнь самосовершенствованию и совершенствованию мира вокруг себя, и поэтому он — произведение искусства, высокого искусства. Мы не можем допустить, чтобы это произведение погибло.

Глава 17

Новая внешность

Консеттина знала, что король Ярин ждет от нее сегодня ночью исключительного внимания. Он принес ей прекрасное ожерелье — серебряную цепочку, украшенную мерцающими камнями. Она не понимала, в чем дело, но Ярин, судя по всему, очень гордился своим подарком и тяжелой золотой цепью, которую носил сам. Он настоял на том, чтобы, ложась с ним в постель, она не снимала нового украшения.

Королева попыталась изобразить восторг, попыталась быть ласковой и внимательной, хотя в действительности эти побрякушки никак не могли согреть ее супружеское ложе.

По крайней мере, так казалось сначала.

— Если честно, плохо у тебя с этим делом, — услышала она собственные слова и не поверила ушам, так же, как и Ярин, который в этот момент — во всяком случае, так он воображал — трудился изо всех сил.

— Что ты сказала? — спросил он после довольно долгой паузы, и на лице его отразилась такая растерянность, какой прежде Консеттине не доводилось видеть.

— Если бы ты умел как следует заниматься любовью, мы давно уже зачали бы ребенка. — И снова Консеттина не могла поверить в то, что это говорит она, не понимала, где она нашла смелость — или глупость — произнести подобные слова.

Ярин приподнялся на локтях, уставился на жену, и его затрясло. Он сжал кулак и ударил ее в лицо.

Консеттине захотелось кричать, но она неожиданно для самой себя… рассмеялась.

— Уже лучше, — заявила она.

Король Ярин ударил ее снова, потом попытался ударить третий раз, но Консеттина поймала его руку, и он замер, словно наткнулся на каменную стену.

— Ты быстро учишься, это хорошо, — процедила она, с невероятной силой подняла Ярина над собой и перевернула его на спину, а затем, прежде, чем он успел возмущенно вскрикнуть, уселась сверху.

Спустя некоторое время король Ярин, пошатываясь, вышел из ее спальни, полуодетый и совершенно обессиленный. Один из стражников, дежуривших в коридоре, что–то сказал ему, но он отмахнулся, и этот взмах руки отшвырнул воина к противоположной стене.

В комнате, у него за спиной, королева Консеттина рассмеялась, и этот смех преследовал короля Ярина до тех пор, пока один из стражей не закрыл дверь спальни.